Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Самоцветова говорит, что Зайцеву жалко отдавать Святозеро. Он ездил в управление, хлопотал, но не сумел на своем настоять.
Любомиров вместе со стулом отодвинулся от стола, сердито уставился на Кованена, заговорил быстро, слегка заикаясь:
— Ты ей верь, она наговорит! Задалась целью ставить нам палки в колеса. Управление для нее ничего не значит. Трать на уговоры и реверансы дорогое время, когда у нас без лесничества своих дел — гора! Бульдозер с ремонта не вернулся, ус прокладываем вручную, оттянули людей с лесосеки, а трест наседает, требует развернуть заготовки во всю силу. Нам каждый час дорог. Будет она делать отводы или не будет — ее дело, а мы завтра начинаем рубку.
Любомиров долго чиркал спичкой по коробке, пока зажег. Курил нервно, роняя искры на бумаги. Кованен поставил перед ним пепельницу. Молчание затянулось. В кабинет заглянула Стрельцова и тотчас же скрылась за дверью. В приемной слышались приглушенные мужские голоса.
— Павел Антонович, — заговорил Любомиров обыденным голосом, давая понять, что он считает разговор о Святозере законченным. — Баженов свой доклад к сроку не успеет подготовить. Уж очень большой материал. Выполнение плана по качеству. Как ты смотришь, если партсобрание отодвинуть на недельку? Пусть главный инженер как следует подготовится. Поговорить народу есть о чем. Качество, сам знаешь, не на высоте.
— Хорошо, перенесем собрание на пятнадцатое, — подумав, согласился Кованен. — И все же мое мнение, Николай Алексеевич, запретное кольцо не трогать.
Любомиров ткнул недокуренную папиросу в пепельницу, исподлобья взглянул на парторга:
— Иными словами, сорвать план весенне-летних заготовок?
— Начнем рубку на Маньге, — спокойно возразил Кованен.
Любомиров досадливо пожевал тонкими губами, рука нервно взъерошила седой ежик жестких волос. Он заговорил сдержанно, стараясь придать хрипловатому голосу мягкую убедительность.
— Маньга от нас не уйдет. Поймите, Павел Антонович, одно: если управление лесного хозяйства согласно, директор лесхоза не возражает, то ничего плохого здесь нет. А Самоцветова покипит-покипит и остынет.
Кованен молчал, Любомиров искоса поглядывал на парторга, ожидая его слов, но сухощавое лицо Кованена хранило непроницаемое выражение.
— Святозеро — для нас находка, Павел Антонович. — Любомиров говорил все так же сдержанно и мягко. — Древесина под боком, добавочные усы шить не надо, переброска механизмов займет немного времени…
— Все это так, Николай Алексеевич, но я остаюсь при своем мнении.
Любомиров закричал, багровея:
— Да поймите же вы, наконец, самую простую вещь! Не справимся с заданием, отвечать будем мы с вами, а не ваша подзащитная, гражданка Самоцветова!
Рука Кованена сжала карандаш, смуглое лицо порозовело. Он поднял потемневшие глаза на своего собеседника и после небольшой паузы заговорил глухо, но спокойно:
— Николай Алексеевич, оставим лесничую в покое: не в ней суть. Дело в принципиальном отношении к вопросу. Прежде всего, мы с вами коммунисты, а потом уже лесозаготовители. Упираться взглядом только в свое корыто, значит, не понимать своего долга, соответственно…
— Постой, постой! — перебил Любомиров, вновь вскипая. — Ты меня не учи. Я тебя вдвое старше, и в партии не новичок. Я свой долг очень хорошо понимаю. Мой долг — работать на своем посту так, как я работаю. Мой труд правительство орденом отметило.
— Николай Алексеевич, я ценю ваш жизненный и трудовой опыт, по позвольте мне до конца высказать мою мысль.
Любомиров молчал, смотрел в окно на полосу леса за рекой. В глазах застыла усталость, но рот был сжат крепко, упрямо.
Кованен продолжал ровным, терпеливым голосом:
— Да, наша с вами задача — рубить лес. Но ведь защитный лес — это не просто деловая древесина, «кубики», что помогут нам вытянуть план? Защитные леса — это климат, семенной источник для нового леса, одежда для озер и рек. Водоемы мелеют, высыхают, если оставить их незащищенными. От защитных лесов зависят и наши рыбные богатства. Вся земля — наша, и относиться к ней бесхозяйственно мы, коммунисты, не имеем права. — Кованен помолчал. — От Святозера мы должны отказаться. Правы лесники, а не мы.
— Да, но трест… — начал было Любомиров, но Кованен перебил его:
— Трест вы сами просили, Николай Алексеевич. Трест — сторона заинтересованная, им дали, они взяли, а что за лес, они даже не стремились разобраться. А мы с вами должны на Святозеро посмотреть иными глазами, Николай Алексеевич. В Хирвилахти мы живем, работаем, каждую пядь земли знаем. Нам бы с лесоводами посоветоваться, а мы, выходит, потихоньку от них выпросили бумажку на защитный лес. Отошлите ее обратно в трест, и дело с концом. А заготовки развернем на Маньге, как было намечено по плану.
Любомиров долго молчал, хмурился. Кованен терпеливо ждал. Зазвенел телефон, Любомиров поднял трубку и вновь опустил на рычажок.
— Кажется, у нас с вами, Павел Антонович, никогда не было серьезных разногласий. И Святозеро, я думаю, не должно нас поссорить.
Кованен понял, что убеждать дальше бесполезно.
— Ну, что ж, давайте завтра соберем бюро и обсудим все обстоятельно.
— Бюро? — переспросил Любомиров, помрачнев. — Завтра надо начинать валку, а не дискуссию. Зачем поднимать вопрос, когда все ясно. Учти, Павел Антонович, на бюро я скажу то же самое. Только времени проволочка.
Кованен посоветовал еще раз подумать и вышел.
«Вот дьявол баба!» — Любомиров хватил сухим и крепким кулаком по столу: высокий стаканчик из карельской березы подпрыгнул на столе и свалился на пол, просыпав на ковер разноцветные карандаши, старательно отточенные Стрельцовой.
22
Любомиров возвращался в контору. Целый день он провел в лесу и очень устал. Он посмотрел на темнеющую за мостом усадьбу лесничества и чертыхнулся. «Чтоб тебе провалиться со своей владелицей!» Он прикинул, кто из членов бюро его поддержит. Куренков его союзник, конечно. Мастер кровно заинтересован в святозерском лесе. Мастер Сузи, пожалуй, займет нейтральную позицию. Ему нет расчета «восставать» против директора: он на Святозере не будет рубить. Баженов? У него с Самоцветовой что-то завелось интимное, он часто бывает у нее в гостях. Но дело есть дело, на ее сторону он не станет. А остальные? Лебедчик Карху, машинист Гутаев и тракторист Филиппыч? Кто сумеет их убедить: он или парторг? Любомиров тяжело вздохнул. Если бы кто знал, как ему хочется спать. Он с шести утра на ногах, за день прошагал по лесу до двух десятков километров. Любомиров посмотрел на часы и прибавил шагу. Кованен точен, как командир воинской части.
— Добрый вечер!
С Любомировым поравнялся старый мастер Сузи, отец шестерых взрослых сыновей. Это самая