Зайцев растерянно смотрел на лесничую. Рука его потянулась ко второй пуговице кителя, голос его был все так же тих:

— Распоряжение поступило. Управление с нас потребует. Вы, голубушка, успокойтесь, поразмыслите…

— А зачем управление согласилось? Правы мы, а не лесозаготовители. Давайте позвоним в министерство. — Анастасия Васильевна положила руку на трубку телефона.

— Через голову управления? Не согласен! — Зайцев отрицательно покачал головой.

— Хорошо! Свяжемся с Иваном Степановичем. Попросим его добиться отмены распоряжения.

— Диктовать управлению? Нет, не согласен.

— Какой же выход вы предлагаете?

Зайцев глубоко вздохнул, растирая пальцами желтый лоб, потом медленно заговорил. Неподдельная горечь зазвучала в его словах:

— Вы думаете, у меня душа не болит за Святозеро? Тридцать пять лет живу я здесь. В лесу, как в родном доме. С завязанными глазами отыщу любой уголок. Самый роскошный, самый богатый лес на Святозере. — Зайцев задумчиво посмотрел в окно, на синие линии горбатой горы, что придавала городу величественный вид, потом перевел глаза на лесничую — Но что поделаешь? Управление согласилось отдать лес в рубку, — и нам остается только подчиниться.

— Ни за что! — Анастасия Васильевна прошла по тесному кабинету, постояла у окна и с решительным видом села напротив директора. — Семен Петрович, поезжайте в Петрозаводск. Сегодня, сейчас… Мурманский поезд будет в Крутогорске через полтора часа. Поговорите еще раз с Иваном Степановичем. Вместе с ним постарайтесь попасть к министру. Министр вас выслушает, разберется. Я уверена, что все решится в нашу пользу. Поезжайте, Семен Петрович. Вы — старый производственник. С вами посчитаются.

Маленькая, сухонькая фигурка Зайцева оставалась неподвижной, полузакрытые глаза смотрели устало. Анастасия Васильевна ждала. Минуты текли, а Зайцев молчал.

— Семен Петрович, если вы не хотите, я сама поеду…

Зайцев встрепенулся, неожиданно грохнул кулаком по столу, закричал:

— Я запрещаю!

Таким Анастасия Васильевна видела его впервые. Ее испугало его побагровевшее лицо.

— Ах, боже мой! — простонал Зайцев, кладя руку на сердце. На его лице проступило беспомощное выражение человека, страдающего тяжким недугом. Анастасия Васильевна торопливо налила из графина воды.

— Выпейте, Семен Петрович.

Зайцев отодвинул стакан, виновато улыбнулся слабой улыбкой.

— Спасибо, ужо прошло. Извините, погорячился… А леса мне жаль, поверьте! Но, что поделаешь, голубушка. Приказ есть приказ, надо выполнить… Поезжайте домой, сделайте отводы. Про куртинки не забудьте. Авось, больше не тронут наш лесхоз, откупимся Святозором.

Анастасия Васильевна хотела что-то сказать, но, взглянув на бледное лицо директора, попрощалась и вышла.

Зайцев с облегчением вздохнул. Слава богу, неприятный разговор окончен. Горячий человек — эта Самоцветова. Чего только не наговорила! Разве он не воевал за Святозеро? Сам Иван Степанович ничего не мог поделать. Зайцев потер поясницу. Ноет… Видно, старость подобралась, не даст покоя. Уйти на пенсию? Он достаточно потрудился на своем веку…

Анастасия Васильевна успела на поезд Кемь-Ленинград. Поезд мчался вдоль извилистого берега озера. По каменистым крутым берегам к воде спускались сосны с зонтичными кронами. Свинцовые волны лизали прибрежные валуны. Вдали чернели холмы, покрытые лесами. Суровая торжественная красота. Поезд удаляется от озера, скользит вдоль цепочки гранитных скал. Скалы, отполированные ледником, образовали узкие террасы. В щелях террас растут сосны. Зажатые камнем, они тянутся к солнцу. На глазах меняется ландшафт. С каждым километром редеет лес. Мелькают знакомые станции: Лижма, Илемсельга, Кивач… Далеко, насколько хватал глаз, открывалась взору голая равнина с редкой щеткой кустарников, скупая каменистая земля, болота, пустыри. Грустный пейзаж, чуждый духу карельской природы. А ведь подавно здесь были густые леса. «Ну, хорошо, — думалось Апастасии Васильевне. — Лес для того и существует, чтоб его пустили в дело, но наш священный долг сделать вновь эти земли живыми. На них должны зашуметь новые леса»…

Всю дорогу ей вспоминался Зайцев, бледный, беспомощный, растерянный, слышался его тихий голос: «Надо выполнить приказ…» Рядом с ним возникал образ Любомирова, спокойного, уверенного в своих силах человека. Он говорил ей: «Ну что вы вздумали тягаться со мной, Любомировым? Меня знают в республике. Наш леспромхоз — ведущий. Зачем вы поднимаете шум? Пустое это дело. Делайте, что вам приказано. Не мешайте нам работать…» Анастасия Васильевна мысленно возражала ему: «Мы тоже гордимся, что наш леспромхоз ведущий. Здесь есть доля труда и нашего коллектива лесничества. Этого вам не следует забывать. А за Святозеро мы повоюем».

21

Сотрудники лесничества собрались в конторе.

— Отводов не делать, не давать рубить, пущай Зайцев хоть двадцать раз приказывает! — горячился Рукавишников. — Он сам понимает, что на нашей стороне закон и совесть. Пошто он не отстаивал накрепко в управлении Святозеро?

— Партизанщина, Василь Васильевич, — подал голос сидевший в сторонке Парфенов, — Приказ Зайцева есть, надо выполнять.

Рукавишников обиделся. Между ним и Парфеновым началась перепалка. Дядя Саша и Коля взяли сторону объездчика. В конторе поднялся шум. Анастасия Васильевна стучала карандашом по столу, просила успокоиться. Спорщики понемногу угомонились.

— Иди, Настасья Васильевна, к парторгу, — сказал Рукавишников после долгого молчания. — Кованен — человек справедливый, обиду нашу разберет, рассудит, поможет.

— Верно, верно! — подхватил дядя Саша, сбивая шапку на затылок. — Мы его знаем. Он рассудит, решит по совести. Иди, Настасья Васильевна, в партийную организацию и заявляй от всех нас несогласие.

— Кованен — секретарь партийной организации леспромхоза, а мы — лес-ни-чество! — вразумительно проговорил Парфенов. — Он не станет защищать нашу позицию.

— Сказал! — насмешливо протянул объездчик. — Да разве дело в том, чей он секретарь? Леспромхозовский аль лесхозовский? Правда-то одна? Дело-то мы делаем одно? Ох, и отсталый ты человек, Гаврюха!

— А ты меня перевоспитай! — насмешливо бросил Парфенов.

— Ничего. Мы тебя всем коллективом перевоспитывать будем. Сам потом спасибо скажешь, — беззлобно усмехнулся объездчик.

— Товарищи, давайте о деле. У нас нет времени препираться друг с другом. Что же мы решим?

— Иди, Настасья Васильевна, к парторгу. Послушай, что он скажет. Мы тебя подождем, домой на щи успеется, — сказал Рукавишников и взялся за свою трубочку.

Анастасия Васильевна вывела на улицу стоявший в сенях велосипед и через десять минут уже была в кабинете парторга.

Павел Антонович Кованен до войны заведовал клубом в районном селе. С фронта он вернулся старшим лейтенантом, демобилизовался, закончил двухгодичную партийную школу в Петрозаводске, был вначале замполитом в небольшом леспромхозе Кондопожского района, затем получил назначение в Хирвилахти, и вот уже пятый год как работал с Любомировым. Старший лейтенант запаса, он носил военную форму без нашивок и погон, сохранив от военных лет выправку, походку и точность. Кованен начинал прием в точно назначенное время, партийные собрания открывал точно в срок, на лекции являлся минута в минуту и даже в лес умудрялся приезжать точно в назначенный им час. В клуб на собрания и