Я продолжала жестко смотреть на нее и размышляла о том, знает ли она всю правду. Краешком глаза я видела бледное лицо Шарлотты и ее широко распахнутые темные глаза.

– В капусте не хватает сметаны, – обратилась я к Элизе. – Будь добра, отнеси блюдо на кухню.

Ее неприкрытая жалость была невыносима для меня. Это было даже хуже, чем страх, который я испытала при виде ее маски. Швы моей души снова разошлись, как будто я была готова к очередному приступу безумия. Элиза встала и вышла с тарелкой капусты, закрыв за собой дверь.

Я положила себе печенку с луком, хотя совершенно не хотела есть, и обратилась к Шарлотте:

– Скажи, что тебе понравилось в том ландшафтном саду?

Она сидела напротив меня в снежно-белом платье, уткнувшись взглядом в скатерть. Ее волосы были заплетены в косичку и перевязаны розовой лентой.

– Или тебе не понравилось? – продолжала я. Она стиснула зубы и посмотрела на дверь. Я бросила вилку на стол.

– Не смотри на няню: отвечай мне!

– Да, мама, – горестно сказала она.

– Что именно тебе понравилось?

Она смотрела на свои колени.

– Мне понравилось быть на улице. Там много людей.

– И все они носили маски?

– Нет, – прошептала она.

– Что еще ты видела?

Встревоженная моими прямыми вопросами, обычно предназначенными для уроков, Шарлотта потерла пятно на скатерти.

– Я видела забавную собачку, как у тети Амброзии. И там был орка… оркист…

– Оркестр?

– Да, много людей играли музыку, как в церкви. И люди ели стоя.

Тогда я заметила это: щель в верхнем ряду ее зубов. Ее розовый язычок проникал туда, как ящерица, отчего она немного шепелявила. Вспышка холодного ужаса пронзила меня, когда я вспомнила, как схватила кочергу и замахнулась ею… куда?

– Когда ты потеряла зуб? – резко спросила я, моментально напугав ее. В этот момент вернулась Элиза, и на лице Шарлотты отразилось облегчение… Было ясно, что теперь она боится меня, и так будет всегда.

– У Шарлотты выпал зуб. – Я старалась говорить как можно спокойнее. – Когда она потеряла его?

– Ох, только вчера, мадам. Он шатался с понедельника – правда, девочка? А вчера ночью сам выскочил из лунки – она была оживленной и жизнерадостной, как будто испытывала облегчение от того, что можно поговорить о другом. Она встала за спиной Шарлотты и положила руки ей на плечи. – Мы сохранили его, чтобы показать вам. Мы решили, что вам захочется увидеть его, ведь это ее первый молочный зуб.

Значит, я все-таки не ударила ее раскаленной кочергой.

– Шарлотта рассказывала мне о ландшафтных садах, – сухо сказала я. – Теперь ты скажи мне: там все носят маски?

– Нет, – ответила Элиза.

– Я считаю маски опасными предметами. Они скрывают личность, а это бесчестно, разве не так? Зачем человеку прятать лицо, если он не затевает что-то плохое? – Я прожевала кусок печенки, нашла хрящик и вынула его пальцами. – Мне непонятно, почему их носят на балах, и так далее. Конечно же, человек должен знать, к кому он обращается.

– Я никогда не бывала на балу, – сказала Элиза.

Я могла представить вечеринку в ее духе, когда пиво льется на пол, бешено пиликают скрипки, и девушки танцуют босыми, вздергивая нижние юбки. Элиза пошарила у себя в кармане и достала бронзовую монетку с солнечными лучами, датированную 1754 годом. Она подтолкнула ее ко мне через стол.

– Что это? – спросила я.

– Пропуск, – ответила она. – Доктор Мид оплатил нам годовой билет, если мы захотим вернуться туда.

Я посмотрела на Шарлотту.

– У тебя тоже есть такая монета?

Она кивнула.

– Ладно, – сказала я, подняв вилку и сделав выразительную паузу. – Вы можете забыть об этом.

После обеда я уселась за письменный стол, и у меня ушел целый час, чтобы написать «Дорогой доктор Мид» наверху бумажного листа. Я отложила перо, потом снова взяла его и пощекотала запястье. Вернувшись к атласу, я раскрыла его на Бедфорд-Роу и смотрела, пока небо не начало темнеть. Я никогда не бывала в его доме и ничего не видела там. Никогда не сидела за его столом, не пила чай из его чашки и не слышала звон его часов. Я не знала расположения его комнат, не знала, в какой из них он живет. Мне хотелось, чтобы он снова постучался в мою дверь, чтобы я могла снова отказать ему.

У двери моего кабинета послышался шорох.

– Мадам?

Это был голос Элизы. Я впустила ее, и вместе с ней вошла Шарлотта в ночной рубашке, с уложенными локонами, красиво падавшими ей на спину. Она улыбалась, показывая щель между зубами, и протягивала мне ладонь. Там был ее выпавший зуб, крошечный и белый, словно кусочек фарфора. Я взяла его, сказала «спасибо» и положила на стол передо мной.

– Шарлотта, поцелуй маму на ночь, – сказала Элиза.

Я подставила щеку и пожелала ей спокойной ночи, а потом они ушли. Тогда я зажгла свечу и взялась за перо.

Я оставила письмо на столе для утренней почты и взяла свечу в постель.

Меня разбудил ветер, стучавший в подъемное окно. Я перевернулась на другой бок и постаралась не обращать внимания на внешние звуки, но в какой-то момент я осознала, что звук доносится изнутри дома. Я села, тревожно хмурясь в темноту. Наверху скрипели половицы, и я приоткрыла занавеску, чтобы выглянуть во двор, тускло освещенный лунным светом. Там было пусто. Должно быть, я вышла из спальни одновременно с Агнес, потому что увидела, как она, широко распахнув глаза, спускается по лестнице в ночной рубашке и со свечой в руке. Шум послышался снова, и на этот раз нам стало ясно, что это дверной молоток.

– Кто, ради всего святого, мог явиться в такое время? – спросила она.

Кто бы это ни был, он все стучал и стучал. Я была в равной мере заинтригована и напугана и задержалась на лестничной площадке, пока Агнес спускалась в прихожую и запахивала шаль на плечах. Стук стал более настойчивым, и я услышала, как Агнес что-то бормочет о пьяных щеголях, которые возвращаются из клуба и не могут найти свой дом. Было маловероятно, что грабитель или убийца так громко объявляет о своем визите, поэтому любопытство одержало верх, и я последовала за ней, держась в тени и размышляя о том, каким предметом я могла бы воспользоваться в случае нападения. Бронзовый подсвечник на столе в прихожей? В запертом ящике стола в бывшем кабинете Дэниэла лежал нож, но где же ключ? Я была изумлена, когда обнаружила, что в этом нет необходимости: на пороге стоял не пьяный сосед и даже не ночной сторож с известием о преступлении, а доктор Мид.