Три тела валяются на бетоне вокруг нас, Мазур с полными страха и ненависти глазами не шевелится, а я запыхавшийся но все еще живой с какой-то неуместной радостью понимаю: он не знает, что Ангелина теперь моя жена. Не знает, что она уже не девственница. Значит, не настолько они близки. И никого кроме меня у нее не было. И никого не будет.

Эти мысли не вовремя пиздец, но именно от них голову слегка ведет, а кровь ускоряется по венам.

— Ну что, продолжим пиздеть, или ты сказал все, что хотел? — ставлю на предохранитель и затыкаю пистолет его парней за пояс сзади. Подхожу к Мазуру и забираю и его ствол, который он без возражений позволяет разрядить в ноль и отшвырнуть под соседнюю машину. — Что ты там говорил о моей жене?

Не трачу время на то чтобы насладиться его реакцией, бью.

Костяшки уже сбиты до костей, при каждом ударе острая боль пронзает кожу, но эта же боль глушится адреналином, делающим ее лишь эхом. Мазур не особо-то сопротивляется и это бесит, хочу чтобы он дрался как мужик, но его движения скованны. Его больше не держат на мушке, но он все равно не дает отпор и постепенно мой гнев сходит, оставляя после себя привкус отравленной мести.

Да, его люди чуть не убили меня, но уподобляться им — значит самому становиться такой же мразью. А мрази рядом с Ангелом не место. Ей нужен защитник, а не каратель. И мне предстоит доказать ей, что не смотря на все дерьмо, что творил с ней, я могу стать лучше. Только бы она поверила…

Последний удар под дых и Мазур оседает на пол, проглатывая стон.

— В следующий раз прежде чем приблизиться к моей жене на километр, — наклоняюсь сгребая его за грудки, и приближая свое лицо к его избитому, медленно цежу. — Подумай каково тебе будет без яиц, которые я отрежу. А я отрежу. Лично. Только тронь Ангелину.

Разжимаю руку, и Мазур пошатывается глядя на меня волчьими глазами полными животной ненависти.

— Щенок, — огрызается и я стискиваю зубы понимая, что он просто лает как подзаборный пес. Пойти против не рискнет. Не после того, что произошло здесь сегодня. — Эта сука будет моей и когда я выебу ее и награжу ребенком, ты…

Ударяю.

Слышу глухой стон Мазура, который переходит в рычание и мгновенно острая боль пронзает мой бок. Пульс подскакивает до предела и сосредотачивается в боку. Вижу удовлетворение в волчьих глазах и кровь на руках этой мрази.

Крик Ангелины вспарывает воцарившуюся тишину, по ушам удаляет выстрел, и Мазур начинает стремительно оседать, пока его глаза не становятся стеклянными взгляд не рассеивается в пустоту.

Эхо шагов уже не так бьет по мозгам, голова плывет и я уже не могу сфокусировать взгляд. Все отходит на второй план, оставляя лишь наливающуюся пустоту в боку.

Моих плеч кто-то касается. Слышу всхлипы, и с каким-то отстранением понимаю, что уже давно лежу на полу рядом с телом убитого Мазура. Щек что-то касается, напоминает шелковые прядки волос, потому что они пахнут так знакомо и до боли в груди приятно.

Рядом с ней не страшно и умереть.

Эта мысль согревает бьющееся дрожью тело, и я медленно выдыхаю, без сопротивления отдаваясь тьме что обволакивает мир вокруг.

Меня поднимают и отрывают от Армана с такой силой, словно это делает ураган. Ноги подгибаются, и вместо того чтобы встать я стремительно оседаю, и в сознание врывается короткое ругательство.

Узнаю голос. Это Ренат.

На парковку врывается скорая и тормозит рядом едва не проехав по ногам. Меня пихают водителю Рената, и тот деликатно кашлянув крепче меня сжимает и отводит в сторону, подальше от этого ада.

Медики суетятся над моим мужем, Ренат отступает чтобы не мешать и спустя секунду оказывается рядом с Рустамом. Тот в каком-то оцепенении смотрит на пистолет в своей руке, который Ренат тут же у него забирает, обернув носовым платком.

Наблюдаю за всем этим как в тумане. Меня усадили на заднее, и теперь водитель обходит капот чтобы увезти меня. Но я не хочу уезжать.

А вдруг он умрет?

Хватаюсь за ручку дергаю, но ничего не происходит. Ну конечно, дверь заблокирована. Ударяю по ней, бью, пока силы не покидают.

Машина начинает движение. Шлагбаум поднимается, и тот кошмар остается позади, но я не могу успокоиться, изнутри словно протыкают раскаленным штырем, глаза ничего не видят от слез, а дыхания не хватает даже для вдоха.

Слабею. Ложусь на сиденье и подтягиваю колени к груди обхватывая их так сильно, словно это Арман сейчас в моих руках с очередным ножевым балансирует на грани жизни и смерти. Хочу удержать его, не дать упасть в ту самую тьму, что-то бормочу, но меня снова встряхивают чьи-то руки.

Приехали.

А я даже не заметила, сколько времени мы были в пути.

Водитель помогает мне выбраться из машины и все так же придерживая под локоть ведет ко входу в особняк.

В себя прихожу только когда хлопает входная дверь в спальню оповещая о том, что мой провожатый удалился, оставив меня одну.

Помню, где бар, медленно к нему бреду оставаясь все такой же безэмоциональной как статуя. Кажется, все силы выкачали вместе с сошедшей на нет истерикой.

Открываю дверцу и достаю квадратную бутылку любимого вискаря Армана.

Отвинчиваю крышку. Глотаю как он учил, пока не встанет в горле. Внутренности обжигает, гортань горит и слегка тошнит, но я проглатываю весь алкоголь и смахиваю набежавшие на глаза слезы. С шумом ставлю бутылку на место.

Руки кажется дрожат уже меньше. Смотрю на них и накрывает дежавю. Они все в крови. Как в ту самую ночь.

Внутренности скручивает в тугой комок. Бегу в ванную и сгибаюсь над унитазом. Он теперь тоже в крови.

Дурнота не проходит, но стало немного легче, и я как есть в одежде захожу в тропический душ и открываю воду. Опускаюсь на пол, снова сжимаюсь. Температуры воды не чувствую, пока не начинает литься жгучий кипяток. Вздрагиваю, вжимаюсь в стеклянную стенку душевой, но вода стремительно холоднеет. Её кто-то настраивает.

Поднимаю голову и вижу Кристину, стоящую надо мной.

Она в пижамке и пушистых тапочках — вид самого непорочного ангела в мире, но ее лицо…

Оно говорит само за себя. Серьезность. И гробовое спокойствие одновременно.

— Он выживет? — голос ребенка звучит ровно. Она привыкла. Это пугает до дрожи и именно в эту секунду я понимаю, что сейчас даже не отдавая себе в этом отчета я приняла самое сложное решение в своей жизни.

Я так больше не могу.

— Не знаю, — отвечаю честно и слегка отодвигаюсь, когда Кристина ступает под душ и садится рядом. Розовая пижамка темнеет. Промокает. Волосы слипаются. Она садится рядом со мной плечом к плечу и молчит. Плачет.