подобное с человеком и привязать жизнь вампира к жажде чужой крови? На ум приходили истории о волках – санитарах леса, питающихся слабыми и беззащитными. Хищники удерживали тонкий баланс природы, не позволяя одному виду распространяться по миру настолько, чтобы вытеснить других его обитателей. Все в мире взаимосвязано, а значит, и появлению вампиров должна быть причина. Меня по-настоящему увлекали и пугали рассуждения о неизвестной природе этих существ, которые с виду ничем не отличались от нас, людей.

Я вздохнула, когда Ник пальцами прикоснулся к моей руке. Она была так холодна, будто Каримов только вернулся в класс с улицы. Я посмотрела на него, и Ник кивнул, призывая обратить внимание на то, что лежало на столе между нами – аккуратно сложенная в четыре раза записка. Осторожно подобрав ее, я убрала руки под парту и медленно развернула, стараясь не привлекать внимания учителя. На бумаге аккуратным почерком было написано три слова:

«Ты в порядке?»

Достав из пенала карандаш, я прижала листок к ноге двумя пальцами, стараясь натянуть бумагу, и нацарапала первое, что пришло в голову:

«Насколько это возможно. Давно ты знаешь о в-х?»

На случай, если записка попадет в руки учителя, я не стала писать на листе «о вампирах» целиком, оставив лишь первую и последнюю букву от названия. Оставалось только надеяться, что Ник поймет, что имелось в виду. Я свернула записку и передала ее под партой. Прочитав сообщение, Каримов помрачнел. Какое-то время он сидел, смотря на лист, и вертел в пальцах ручку, не зная, как лучше ответить. Вскоре я увидела, как он пишет ответ, но не смогла рассмотреть слов раньше, чем лист вернулся.

«Давно. Вернее сказать, всегда знал».

Ответ был странным и до жути лаконичным. И почему все в этом городе предпочитали короткие обрывки фраз вместо того, чтобы объяснить нормально? Раздосадованная, я потянулась пальцами к шее, как вдруг наткнулась на загрубевшую рану. Слова Ника эхом отозвались у меня в голове, невольно возвращая ко вчерашнему дню, а именно к машине, где мы поцеловались. Я только узнала о существовании вампиров, и то, как Никита даже не смог оставаться рядом со мной в машине, пока я не обработала рану, навело на определенные мысли. Этого просто не могло быть. Не мог же каждый второй в Ксертони быть вампиром, я брежу. Бывает, заметишь на улице какую-нибудь деталь, которой раньше не придавал значения, а теперь не можешь развидеть: взгляд каждый раз за нее цепляется. Так же, должно быть, и с вампирами: раз узнав об их существовании, начинаешь подозревать любого. Но что, если это не паранойя, а внутренний голос предостерегал меня?

Обратившись к последним крупицам здравого рассудка, я решила спросить. Если Каримов знал тайну семьи Смирновых, то следующий вопрос мог показаться вполне нормальным. Или бы он решил, что я медленно схожу с ума. Выбирать было не из чего, и я пошла на риск, осторожно выведя на бумаге слова. Формулировать приходилось осторожно на случай, если записка попадет в руки к кому-то еще. Оставалось надеяться, что Ник поймет.

«Ты тоже?»

Он ответил немедля и вернул мне лист, внимательно наблюдая за реакцией. Боясь узнать правду, я медлила, не решаясь развернуть записку. Не знаю, какой ответ мог меня обрадовать или же хотя бы обнадежить. Возможность, что Ник окажется таким же созданием ночи из недобрых сказок, ужасала. С другой стороны, Каримов всегда был добр. К тому же он нравился мне по-настоящему. Не только как друг. С Никитой всегда было легко и комфортно. Я вспомнила очаровательные ямочки, которые проступали на его щеках каждый раз, стоило Нику улыбнуться, и на душе становилось тепло. Вычеркнуть Никиту из своей жизни было чем-то пугающим, чем-то неправильным. Раскрыв секрет, захочет ли он быть со мной? Что, если хрупкий мост, возведенный между нашими душами вчера, рухнет? Об этом мне стоило задуматься прежде, чем спросить, но время нельзя повернуть вспять. Я развернула записку с ответом.

«Я тоже. Но я – другой».

Теперь лист лежал между нами, и мы писали продолжение непрерывно, точно медлить было нельзя:

«Мне стоит бояться?»

«Их? Безусловно».

«А тебя?»

«Нет».

Написав короткий ответ, Ник положил ручку и протянул ко мне навстречу раскрытую ладонь. Он оставил выбор за мной. Смотря на эти золотистые волосы и умоляющие глаза, я не могла поверить, что Никита когда-либо пожелал бы мне зла. Всем нутром меня тянуло к Нику, как бабочку к свету в поисках спасительного тепла. Скользкое предостережение, что я ничего не знаю об этих существах, всплывало в сознании, но я была готова рискнуть. Я вложила в его ладонь свою, и Никита улыбнулся:

– Спасибо.

Когда прозвенел звонок, мы с Ником вместе вышли из класса, держась за руки. Любопытные взгляды преследовали нас, пока Каримов провожал меня в другое крыло. Особенно была заметна реакция Татьяны: стоило нам показаться перед кабинетом биологии, как она, сидя у стены, отвлеклась от конспекта, и лицо Ростовой не скрывало искреннего удивления, смешанного с чем-то еще. Ее взгляд блуждал между мной и Ником, и я даже громко поздоровалась, надеясь хоть немного смутить одноклассницу, но не тут-то было. Татьяна лишь холодно поприветствовала нас в ответ и с удвоенным интересом принялась изучать содержимое тетради, словно видела свои записи впервые.

Никита попрощался в дверях поцелуем в щеку. Стоило Каримову отпустить мою ладонь, как эндорфины точно последовали за ним по пятам, растворяя в воздухе все те прекрасные ощущения, что сопровождали нас по пути до класса. Какая же влюбленность странная штука: окажется человек с тобой рядом – и все внутри начинает трепетать, а мысли вьются вокруг него одного, превращая оставшийся мир в незначительный белый шум. Стоит же ему уйти, вместе с ним уходит и часть сердца, навсегда теперь принадлежащая ему одному. Когда я читала книги о любви, мне казалось, что любовь постоянна. Преследует тебя, куда бы ты ни пошел, напоминая мелочами о возлюбленном и заставляя искать его лицо среди толпы. Минуты совместного счастья были даром за часы тяжелой разлуки. У меня все было не так, точно мой язык любви отличался от оттенка, что использовали на полотнах великие художники и поэты.

Класс был наполовину заполнен, когда я пришла, но соседнее место пустовало. Я знала наверняка, что Станислав не покажется в школе, и мне по-своему стало грустно. Я была готова молиться всем богам, имена