много предоставить. А вдруг в архиве Серафимы Лаврентьевны эти самые документы и есть? Разрешите опросить ее, товарищ полковник?

– Действуй, Савельев, и сразу докладывай мне о результатах…

Припарковавшись на небольшой гостевой парковке, я заглянул в регистратуру, чтобы узнать, где искать Решетову. Пожилая медсестра, обсуждавшая с кем-то по телефону идущий на область фронт непогоды, от которой «ломит все кости», нацарапала карандашом на клочке бумаги номер терапевтического корпуса и палаты и махнула рукой, указывая нужное направление.

Нужное мне одноэтажное здание располагалось в глубине больничного сада, в окружении старых яблонь и разросшихся кустов шиповника. Кто-то копался там, за кустами, наверное, местный садовник.

В коридоре было тихо и пустынно, на посту дежурной медсестры – никого. Откуда-то издалека доносился звон посуды, тянуло запахом казенной пищи.

«Время обеда. Наверное, Серафима Лаврентьевна тоже в столовой, – подумал я. – Придется подождать».

Дверь в нужную мне палату была закрыта, и я некоторое время колебался, удобно ли заходить туда в отсутствие самой пациентки. Для приличия постучал, потом толкнул дверь. Она не поддавалась, как будто что-то придерживало ее изнутри. Неприятный и тревожный холодок пробежал по спине, хотя в помещении было душно. И вдруг я услышал тихий то ли стон, то ли всхлип, оттуда, из-за двери. Отскочив, я резко ударил дверь плечом, под напором она приоткрылась, и я смог протиснуться в образовавшийся проход. К двери была придвинута тумбочка, тяжелая, массивная, еще советских времен. На полу около кровати перед распахнутым в сад окном лежала пожилая женщина.

Буквально за секунды я нажал кнопку вызова медсестры, отодвинул тумбочку, освобождая проход и громко прокричал вглубь коридора: «Врача! Срочно!», затем вернулся к Серафиме Лаврентьевне. Хотя мы и не встречались раньше, я был уверен, что это именно она. Не зная, что предпринять, я побрызгал на нее водой из стоявшего на столике стакана. Она снова застонала, приоткрыла глаза и тонкой, с пергаментной кожей, ручкой схватила мою ладонь.

– Кира… Кирочка… в беде, – с трудом пробормотала старушка. – Стефан… Они могут убить ее…

– Кто они, Серафима Лаврентьевна? Вы знаете, кто угрожает Кире? – Чтобы не напугать ее, я тоже перешел на шепот.

– Эти люди, они были здесь. – Она попыталась поднять руку в сторону окна. – Задержите их, помогите Кире. Они будут там, в копях царя Соломона…

Решив, что Серафима бредит, я пытался спросить еще хоть что-то, но в палату уже вбежали врачи, медсестры, оттеснили меня и занялись больной.

– Маша, срочно готовьте кардиореанимацию, – скомандовал крупный седоволосый врач. – У больной сердечный приступ.

Быстро показав доктору свое удостоверение, я попросил сообщать мне о состоянии Решетовой, сунув в карман его халата свою визитку. Он понимающе кивнул головой и поспешил вслед за носилками, увозившими Кирину бабушку. Перед тем как покинуть палату, я внимательно осмотрел ее, но не нашел ничего полезного. А вот под окном, среди кустов, было сильно натоптано: видимо, неизвестные скрылись именно таким путем, не попавшись мне навстречу.

Где мне теперь искать Киру и тех, кто ей угрожает? Почему старушка вспомнила какие-то копи? Думай, Савельев, думай. О чем эта книга? О сокровищах. Значит, кто-то все-таки ищет какие-то ценности, связанные с семьей Киры. И ищут они в ее доме. Начнем поиски оттуда.

Уже сев в машину, я на всякий случай вызвал к дому на Крестовой пару своих оперов. Раз Серафима Лаврентьевна упомянула «людей», значит, там не один человек.

«Не Левандовский ли это с сообщниками» – такая мысль промелькнула у меня и тут же была вытеснена тревогой за Киру. Машина, набирая скорость, неслась к Рыбнинску.

Из телефонного разговора Бориса Левандовского с Влодеком Шпетовским

2 июня 2017 года, утро

– Слушай меня, Влодек! Да проснись ты, матерь Божья, и раскрой уши.

– Пан Левандовский, это вы?

– Оставь церемонии. Некогда вести переписку, надо быстро обсудить новости. Проснулся?

– Да, да, Борис, что-то случилось, раз ты звонишь в такую рань?

– Случилось! Я нашел тайник прадеда. Мы допустили один просчет…

– Нашел! Хвала Деве Марии!

– Помолчи, Влодек, и послушай. Нашел, но он пуст. Вернее, почти пуст.

– Борис, ты сведешь меня с ума. Как пуст? Можешь рассказать все по порядку?

– А я и хочу рассказать. Несколько дней назад мне удалось вытащить у Мельникова ключи от костела и сделать их копии. Оригиналы я в тот же день вернул на место, навестив Аркадия дома под невинным предлогом. Как я писал, первая попытка найти тайник не удалась, постамент под статуей Святого Петра был пуст. Но Кира…

– Мне показалось или твой голос изменился, мой друг? Тебя увлекла эта русская пани?

– Сейчас не о моих чувствах речь, Влодек. Кира навела меня на одну важную мысль, что тайник скрыт под другой статуей. Вчера днем я снова пришел в костел, когда там никого не было, проверить свою догадку. Этот простачок Мельников считает, что охранять его нужно только ночью. Да и мой визит среди дня никого бы не удивил… И все подтвердилось! Монеты, Влодек, монеты были подсказкой!

– Какие монеты? Говори яснее.

– Монеты на витраже со Святым Петром. Когда на него падает полуденное солнце, монеты создают блики. И они падают на шестую статую – святого Матфея. Поэтому их шесть, Влодек! Именно в Евангелии от Матфея есть притча о рыбе Святого Петра, о ней писал мой прадед. И тайник под этой статуей.

– Ничего не понял про монеты и рыб, но и не важно. Тебе удалось его открыть?

– Это оказалось несложно. Рабочие оставили свои инструменты, я справился минут за пять. Но там почти ничего не было…

– Борис, ты меня разыгрываешь? Или хочешь все присвоить себе?

– В этом случае я бы не стал тебе звонить. Прошу, дослушай до конца, у меня мало времени.

– Хорошо, прости. Я не могу прийти в себя от твоих новостей, вот и несу чушь.

– Под статуей точно что-то хранилось. Я нашел пару небольших камней среди песка и пыли, думаю, это изумруды, крестик, с виду золотой. И металлический ромбик.

– Что это такое?

– Такой небольшой кусочек металла в виде ромба, с серебряной окантовкой, покрытый красной эмалью. На случай забрал и его. Знаешь, Влодек, что это такое? Знак отличия чинов ОГПУ в тридцатые годы прошлого века. Такие штуки крепились на петлицы шинелей и френчей. Ромбы по чину полагались не меньше чем заместителю начальника губернского ГПУ.

– Не понимаю, как этот знак мог попасть в тайник Игнатия Левандовского?

– Очень просто. Его случайно обронил тот, кто опустошил тайник. И я практически уверен, что этот кто-то – прадед Киры. Он был