Отвлечь ее на несколько минут опрокинутой чашкой было элементарно. Этого хватило, чтобы открыть папку, сфотографировать на телефон находившиеся в ней документы и, застыв у стола, изобразить оскорбленную невинность. Пара лет в театральной школе в Кракове не прошла даром.

Присев на лавку на опустевшей поздним вечером набережной, я некоторое время просто дышал, прикрыв глаза и подставив лицо свежему ветру с реки. Пожалуй, впервые я всерьез задумался над тем, что привело меня в этот русский городок на берегу Волги…

Я вырос в доме, где царила атмосфера истового католицизма, приверженности семье и ее прошлому, можно назвать это культом моего прадеда, Игнатия Левандовского. Мой дед Матеуш – мои родители почитали его как святого, погибшего за свободу и независимость польской церкви. И ребенком я следовал семейным традициям, исправно посещал костел и отлично знал Библию.

Но гибкий ум впитывал и анализировал все, что происходит вокруг, рождая желание жить в достатке, не жалуясь на тяготы и лишения, увидеть мир, достичь его вершин. Еще подростком я стал извлекать пользу из своей привлекательной внешности и обаяния: не только сверстники, но и некоторые взрослые доверяли мне свои тайны, обращаясь с деликатными поручениями. Иногда я получал от этого материальную выгоду, чаще – возможность использовать связи и знания в свою пользу.

Я легко и успешно закончил школу, поучился театральному мастерству, но быстро понял, что успех в этой сфере мимолетен и сопряжен с необходимостью зависеть от режиссеров, продюсеров, зрителей. А мне была нужна свобода…

Именно в этот момент мы встретились с Влодеком. Вернее, познакомились мы еще раньше, детьми, так как наши семьи были дружны с давних времен. Я помнил младшего Шпетовского толстым молчаливым карапузом с лицом, усыпанным веснушками, отлынивающим от активных детских игр. А тут встретил уверенного и хитрого бизнесмена, добросовестно продолжающего дело своих предков, но стремящегося к большему.

Поначалу его идея о церковных сокровищах показалась мне абсурдной, но Влодеку удалось убедить меня в реальности этих предположений. Он уже некоторое время изучал старые письма наших прадедов, собрал огромное досье, которое практически не оставляло сомнений: Игнатий Левандовский сохранил и спрятал от Советов весомую часть имущества вверенного ему костела. Причем тайник был предусмотрен заранее, возможно, еще его предшественником, готовившимся к разным неожиданностям. Хрестоматийная польская осторожность!

Именно Влодек был инициатором моей учебы на историческом факультете. Он же охлаждал мой пыл приступить к поискам немедленно. Скучновато, конечно, но при должном подходе и регулярном финансировании со стороны будущего партнера не так уж и страшно. Удалось покопаться в закрытых архивах, находя косвенные подтверждения теории Шпетовского. Меня даже увлекли некоторые темы, и я успешно закончил университет, опубликовал несколько статей на тему польских переселенцев в исторических журналах и периодически выступал с лекциями то тут, то там – для создания имиджа ученого.

Так спустя несколько лет наш план был готов к реализации. Влодек оплатил мою поездку в Рыбнинск, обставив ее со всей серьезностью. Мне же предстояло сыграть главную роль в этой постановке и найти сокровища, которые позволят нам оставшуюся часть жизни провести где-нибудь в Швейцарии или на Карибах. Ну или развенчать теорию Шпетовского и просто приятно провести время за его счет в России.

То, что на пути к цели появилась Кира, сделало приключение одновременно приятным и опасным. Все мои связи с женщинами были, как правило, необременительными, мимолетными, приносящими либо плотское удовольствие, либо деньги. С Кирой же я теряю хладнокровие, забываю о времени и ловлю себя на том, что спешу на встречу к ней не только по необходимости.

Мне практически не приходится разыгрывать влюбленность: я увлекся не на шутку. Матка Боска, я даже стал ревновать ее к этому простаку-следователю. Все это может помешать моим планам. Я начинаю отвлекаться и делать пусть незначительные, но ошибки.

Несколько дней назад я обнаружил за собой слежку, причем помимо полиции за мной наблюдали те, кто крутился вокруг Киры и ее дома. Последние события в костеле не оставляли сомнения: у меня есть конкуренты, которые что-то ищут, возможно, то же, что и я. Убийство миленькой и глупенькой продавщицы, покушение на Киру (а у меня были основания не сомневаться в причастности к этим событиям конкретных людей) говорили о том, что они пойдут на все. Я уверен, что этот странный букет под дверью девушки не что иное, как предупреждение ей, а не знак внимания.

Мне совсем не хочется рисковать жизнью. Поэтому надо собраться и играть на опережение. И чувствам в этой игре не место. Пока не место.

Пора выходить на связь с Влодеком, чтобы обсудить новые находки и согласовать план действий.

Минька

Рыбнинск, май 2017 года

Своих родителей Минька почти не помнил: слишком мал был, когда их не стало. Врезалось в память только расставание с сестренкой, когда его забирали в детский дом. Как она плакала, кричала, не хотела отпускать братишку. Так вцепилась в куртку, что тетке в милицейской форме пришлось разжимать ее пальцы. Со временем лицо сестры стало забываться, а вот эти крепко сжатые, не по-девичьи сильные пальцы со шрамиком у основания безымянного, запомнились.

Миньке повезло: в детдоме он пробыл недолго, не успел ожесточиться, переняв замашки старших ребят. Его усыновили и увезли далеко, за тысячи километров, где он рос, окруженный любовью и заботой простой работящей женщины, которую быстро привык называть мамой. Прошлое незаметно стиралось, казалось сном.

После восьмилетки пошел в техникум, получать профессию. «Рукастый малый», – говорил про него мастер Григорич, обучавший пацанов всяким слесарным премудростям. И правда, любая работа у Миньки спорилась, да и смекалку он имел, и терпением не был обделен.

Отработал свое на местном заводе, поднакопил деньжат и открыл собственное дело. Жил пусть и не богато, но в достатке. Купил себе домик в райцентре, недалеко от матери, начал копить на свадьбу.

Однажды в его мастерскую пришла новая клиентка с какой-то незначительной просьбой – то ли фен починить, то ли утюг. Поломка была ерундовая, такую можно устранить прямо на месте. Пока он возился, женщина завела разговор о том о сем, поинтересовалась, давно ли он живет в этих краях, доволен ли работой. Такая болтовня с клиентами хорошему мастеру не помеха, а отношения устанавливаются, молва идет, приходят новые, по рекомендации. Поэтому Минька охотно отвечал, не поднимая головы от рабочего стола. Вдруг поток вопросов прекратился. Он взглянул на женщину и увидел, что по ее напудренным щекам текут слезы, оставляя за