вернусь к обеду, — бросила она и поспешила к выходу.

Я же вернулась в комнату и обнаружила, что пришло письмо от Карла.

Глава 22

Оковы любви

Карл

Я всегда терпеть не мог осень: каждый раз она становилась предвестником проблем и краха надежд.

Но этот год стал особенно неудачным: я встретил девушку, которую больше всех в Дальнем мире хотел назвать женой, а готовился к помолвке с другой.

Я посмотрел на часы, висевшие над камином. Совсем скоро она явится, и семейный ужин превратится в тягостную обязанность.

Дорого бы я дал, чтобы за столом приветствовать ту, другую, которая снилась каждую ночь и мерещилась в каждой встречной.

И угораздило меня влюбиться по-настоящему! Как это получилось, что желание обладать красивой и необычной девушкой переросло в такое крепкое чувство⁈

Я много раз жалел, что она зеркальная: на обычную гарпию не велась бы охота.

Впрочем, ему мне льстило. А потом я понял, что она не невинна.

Кровь бурлила каждый раз, стоило представить, что моя женщина извивалась под кем-то другим и также стонала, закатывала глаза и прерывисто дышала. В такие минуты я желал разорвать её и съесть ветреное сердце.

— Ты ещё не одет? — голос матери звучал как музыка. Гранда Ладон ходила неслышно и легко, будто прожитые годы и многократные роды не наложили на фейри отпечатка.

Узкая белоснежная ладонь легла мне на плечо, я почтительно поцеловал её и пододвинул соседнее кресло ближе к огню.

— Садитесь, матушка! Я принесу вам плед.

— Карл, брось этот официальный тон. К тому же я ненавижу огонь! — раздражённо отозвалась мать, но в пододвинутое кресло села.

Я укутал её плечи плюшевым пледом и устроился рядом. Моя хитрая мать никогда не начинала разговор с той темы, ради которой пришла. А если осмелилась переступить порог кабинета, где всегда ярко горел священный очаг, значит, причина и впрямь из ряда вон выходящая.

Я прижался к её ладони щекой и заглянул в глаза. Нет, не ошибся!

В голубых, почти прозрачных очах матери плескалась озабоченность и испуг. Но этикет предписывал молчать и ждать, пока Самелия Ладон заговорит первой.

Я спрятал усмешку: надолго её не хватит, а после — не остановишь.

— После равноденствия надо объявить о помолвке, — начала мать издалека, откинув назад свои длинные белоснежные волосы.

Я облегчённо выдохнул. Значит, её просто тревожит предстоящая перемена в семье. Последний из сыновей скоро обзаведётся собственным домом, и Фильстанг, скромное родовое гнездо, станет слишком большим и пустым для двоих.

Отец всё время в Совете, иногда и ночует там. Бедная мама! Она терпеть не может одиночество и пустые коридоры, находя успокоение только в мраморной ванне, похожей на небольшое озеро.

— Мама, я никуда не денусь!

— Мне неспокойно, — она зябко повела плечами и поплотнее закуталась в плед. — У тебя всё хорошо?

— Конечно!

Я ответил слишком поспешно? Сейчас пристанет и душу вынет, но до правды докопается.

— Как с вами, Драконами, тяжело! — фыркнула она и напустила строгий вид. — С ума можно сойти! К чему эти замалчивания? Спросили — ответил, и всё ясно. Нет, надо говорить недомолвками и отводить глаза, когда пытаешься солгать!

Мать встала и, сбросив плед, принялась расхаживать по комнате, напоминая сейчас больше грифона, чем воздушную фейри озёр и рек.

Я про себя ухмыльнулся: сама-то она честно и ясно никогда не отвечала.

— Накинь, замёрзнешь!

— Не указывай мне, что делать! Для этого у меня есть другой Дракон!

Мать — вспыльчивая Самелия — нахмурилась и, кинув обеспокоенный взгляд на весело разгоревшийся огонь в камине, присела рядом и погладила меня по голове.

Как в детстве.

Жить с Драконами и мёрзнуть от пламени — такое не каждая вытерпит, а она любила ходить по краю, грозя сгореть в жарких объятиях мужа!

В детстве я любил слушать россказни прислуги об их необыкновенной любви и лишь когда вырос, понял, что для домовиков любой брак освящён любовью. Они слишком наивны и добры, чтобы подозревать хозяев в корыстных мотивах.

Мать любила отца, но будучи фейри, не была способна жить только его интересами.

Ещё больше она любила своих детей, но это не мешало ограждать их от, по ёе мнению, ненужных людей.

Так сестра — сильфида — оказалась замужем за Магом, а не за тем беднягой, который выл теперь от тоски на Луну.

С чего-то я решил, что со мной будет иначе.

22.1

— Я так рада, что сегодня к нам придёт твоя невеста! — начало было мать и натужно улыбнулась, пытаясь казаться естественной. — И чем она тебе не угодила? Такая девушка!

— Одержимая гордыней любительница побрякушек.

— Узнаю в тебе Дракона! — ласково улыбнулась мать и потрепала меня по щеке, совсем как в детстве. — У неё занятная коллекция редких по окрасу сапфиров. Надеюсь, она возьмёт её с собой в новый дом. Я обязательно навещу вас вскоре.

Глаза Самелии вспыхнули, как два опала, но через минуту она овладела собой и снова превратилась в мою заботливую мать знатного семейства.

— Что хорошего в камнях? Просто куски горной породы.

— Много ты понимаешь в женщинах! Мы все их любим.

«Не все», — с тоской подумал я, вспоминая наши с Анной разговоры.

Ей я готов был подарить самый чистый бриллиант, лишь бы ввести в свой дом и запереть в спальне.

Она бы смешно обижалась, наверняка твердила о том, что не создана для тихого семейного счастья, но потом смирилась. Анне ничего не оставалось, как рожать детей и следить за домом.

Я бы возвращался вечерами к домашнему огню и рассказывал, как прошёл день. Анна непременно бы давала советы за ужином, а я делал вид, что и так всё продумал. Может, даже прислушался бы. Только жене об этом говорить не обязательно.

— Ты что заулыбался? Мечтаешь о Лилиан?

— Нет, — коротко отрезал я.

— Ка-арл, — протянула мать, став нежной и ранимой. — Ра-асскажи.

— А ты побежишь и всё передашь отцу

— Как можно! — картинно ужаснулась она и расхохоталась. Я любил её тихий смех, похожий на плеск воды. — Ты же мой любимый сынок. Мы та-ак похожи. Ты был бы королём фейри, если бы не кровь Дракона.

Мать вздохнула и улыбнулась.

— Только ты при отце так не скажи! Не умей я обращаться, он бы и сына во мне не признал!

— Это он тебе такое сказал⁈ — Мать вскочила и принялась кружить по комнате. Платье фиалкового цвета мельтешило перед глазами, у меня закружилась голова.

— Мама, присядь! Конечно, нет! Но его раздражает моя страсть к воде.

— Я с