ощутил её ногти, будто когти, готовые разодрать ему кожу и изуродовать навеки, если бы только...

Если бы только она не любила его так сильно.

— Да, — выдохнула она между поцелуями, — ты убьёшь его, мой господин. А потом возьмёшь меня. И замки, и усадьбы, и поместья, и староства Лигензы... Только уничтожь его, прошу...

— Я поклялся, что он будет мёртв!

Он целовал её шею, распахнул вырез платья, добрался до груди.

— Ваша милость, эй, ваша милость! — раздалось сзади.

Дыдыньский оторвался от прекрасного тела Евы. В дверях стоял Ясек, и на его лице застыли изумление и ужас.

— Ах ты, холопский сын! — вскричала каштелянка. — Нос тебе вырву, а глаза прикажу выжечь! К позорному столбу отправлю! Какого чёрта припёрся!

— Ваша милость... Конь осёдлан, доспехи готовы...

— Мне пора, — прошептал Дыдыньский. — Но я вернусь! Вернусь за тобой!

— Я буду ждать... Ждать тебя, господин мой...

Дыдыньский чувствовал, как всё его тело охватывает лихорадочный жар. Он желал каштелянку так сильно, что в этот миг готов был убить любого, сжечь целый свет, захватить все замки на свете — только бы получить ещё один её поцелуй...

— Люблю тебя! — крикнул он. Она смотрела на него полными слёз глазами. Потом сняла с шеи крестик и протянула ему.

— Он принесёт тебе удачу.

Она слушала его шаги на лестнице. Затем подняла портрет с пола и швырнула в пламя очага.

— Отправляйся в преисподнюю! — прошептала.

Она хлопнула в ладоши и широко улыбнулась, услышав скрип открывающейся двери.

10. Часовня черепов

Овраг, по которому ехали Дыдыньский и Ясек, становился всё более диким и непроходимым. Они проехали уже больше трёх миль от перекрёстка, а часовни всё не было видно. Кони тревожно фыркали, перепрыгивая поваленные стволы, то и дело увязали в трясине или спотыкались о камни и корни. Вокруг всадников простирался дремучий бор — одно из диких урочищ на склонах гор Червонной Руси. В его глубинах водились дикие звери, иногда попадались одичавшие, опасные смолокуры или разбойники. По деревням судачили об оборотнях и упырях, что рыщут по этим лесам, а в усадьбах рассказывали, как не раз на охоте вместо волков и медведей ловили волчьих детей-чудищ, обросших шерстью, с огромными кривыми клыками и страшными мордами.

Они забирались всё глубже в чащу... Дыдыньский уже думал, не обманул ли его каштелян, когда вдруг ветви расступились. Они выехали на большую поляну. На её краю высилось приземистое строение с крутой крышей. Кони всхрапнули и попятились, не желая идти дальше. Дыдыньский спешился, взял жеребца под уздцы. С конька крутой крыши часовни скалились человеческие черепа... Стены и кровлю покрывали серые и жёлтые, подгнившие и поломанные кости... Такие часовни строили здесь во времена чумы, лет сто или двести назад.

Ясек перекрестился, а Яцек привязал коня к дереву и встал в дверях с обнажённой саблей.

На каменном полу громоздились груды костей, повсюду валялись черепа. У ног Дыдыньского лежали прогнившие лохмотья и проржавевшие обломки доспехов, перемешанные с костями.

В глубине помещения, у старого алтаря, пан Яцек заметил слабый огонёк.

Он вошёл внутрь. Перед глазами встала картина: как швыряли сюда окровавленные тела, как насаженные на древки косы опускались на головы связанных рейтаров. Даже спустя годы на камне темнели бурые пятна крови.

Он шёл по хрустящим костям, задел череп — тот со стуком покатился в сторону. Добрался до алтаря. Каменная плита была расколота — её раздавили корни деревьев, пробившиеся сквозь пол. Они оплели камень, стиснули и разбили на куски.

У алтаря горела свеча. Дыдыньский осмотрелся в поисках тела в чёрных доспехах, но ничего не нашёл. Нигде не было ни шлема, ни клочка чёрного плаща. Здесь не было останков Христиана.

— Ваша милость, ваша милость, — прошептал Ясек. — Это люди свечу зажгли, чтобы злых духов отогнать.

— Твой отец был здесь, когда разбили отряд фон Турна?

— Нет, всё случилось не здесь. Крестьяне и гайдуки пана Лигензы настигли их возле нашего хутора... Под Верушовой... Мой отец помогал каштеляну устроить засаду.

— Прочь отсюда!

— Милостивый пан Дыдыньский... Неужели вам непременно нужно его убить?

— Я дал слово Лигензе.

— Он жестокий человек, без чести и совести! — вспылил Ясек.

Дыдыньский заметил блеснувшие в глазах парня слёзы.

— Но почему...

— Потому что я — Дыдыньский. И я всегда держу данное слово! Беги! Не хочу, чтобы ты пострадал...

— Пан...

Одним стремительным движением пан Яцек рассёк воздух саблей. Срезанный фитиль упал на алтарь. Ещё мгновение он горел, мерцая, и погас.

— Это приказ! Прочь!

Ясек огляделся.

— Быстрее! Шевелись!

Парень бросился к выходу. Яцек услышал затихающий стук его сапог, потом ржание коня, и всё стихло.

Долго стоял он у алтаря с обнажённой саблей. Наконец отстегнул ножны и швырнул их на каменный пол, заправив полы жупана за пояс. И стал ждать.

Издалека донёсся грохот тяжёлых копыт. Огромный конь нёсся длинными прыжками сквозь заросли. Трижды громко заржал. А потом... Потом Дыдыньский услышал лязг металла. Грохот тяжёлых шагов. Прерывистое дыхание. И свист палаша, покидающего ножны.

Он ждал, обратившись к входу.

Лязг. Грохот. Лязг. Тяжёлое дыхание всё ближе. Лязг чёрных доспехов! Замах! Зловещий свист палаша!

Присел, уклонился, ударил, принял на блок, сделал обманный выпад. Шелест плаща, визг гусарской сабли!

Дыдыньский увернулся от удара, который снёс бы ему голову. Присел, крутанулся в пируэте, сам атаковал. Чёрный призрак отбил лезвие гардой клинка, нанёс широкий удар от локтя, затем крестовый от плеча.

Блеск! Финт! Удар! Парирование!

Кости хрустели под их коваными сапогами. Клинки сверкали молниями. Чёрный рыцарь рубанул влево, схватив палаш обеими руками. Дыдыньский уклонился, перекатился через алтарь, а палаш врезался в камень, с грохотом отколов кусок и обрушив его на пол.

Они бились как равные. На каждый удар находилась защита, на каждый выпад — отбив.

Удар, финт, уклонение, выпад!

Костяная колонна рухнула с грохотом, когда на неё отбросило Дыдыньского. Он мигом перекатился по полу. Чёрный рыцарь рубанул палашом, промахнулся. Каменная плита разлетелась вдребезги.

Дыдыньский оттолкнул его ногами, вскочил с пола. Польская сабля заскрежетала по доспеху, постамент покачнулся, задетый панцирным плечом рейтара, рассыпался в щебень, подняв облако пыли. Вместе с ним обрушилась часть костяной стены, и в часовню хлынул свет.

Чёрный рыцарь