В ночь на двенадцатое ему приснилось, что он тайком наслаждается Мариеттой, пока она, слегка морщась, сидит у него на коленях во время репетиции пьесы, в которой она должна была играть его дочь.

В ночь на тринадцатое он напился.

Пятнадцатого незнакомый голос по телефону сообщил ему, что Бланш Гедрон, сестру его друга, тайно вывезли за границу, и что теперь она в безопасности в Будафоке, местечке, расположенном, по-видимому, где-то в Центральной Европе.

Семнадцатого он получил престранное письмо:

Состоятельный господин,

двое ваших друзей, господа Беренц и Марбел, сообщили моему агенту за границей, что вы хотели бы приобрести репродукцию шедевра Турока «Побег». Если вы соблаговолите посетить мой магазин («Брик-а-брак», ул. Тусклофонарная, 14) около пяти часов пополудни в понедельник, вторник или пятницу, я буду счастлив обсудить возможность вашего —

Конец предложения скрыла большая клякса. Подпись гласила: «Питер Квист, антиквариат».

После продолжительного изучения карты города Круг нашел эту улицу в его северо-западном углу. Он отложил увеличительное стекло и снял очки. Издавая те негромкие, клейкие звуки, которые обычно издавал в таких случаях, он снова надел очки и взял увеличительные стекло, чтобы выяснить, каким из автобусных маршрутов (отмеченных красным) можно туда добраться, если туда вообще ходят автобусы. Да, ходят. Вдруг, безо всякой причины, он вспомнил, как Ольга приподнимала левую бровь, когда смотрелась в зеркало.

У всех ли случается такое? Лицо, фраза, пейзаж, воздушный пузырек из прошлого внезапно всплывает, словно выпущенный дитятей главного надзирателя из какой-то клетки мозга, пока сознание занято чем-то совершенно другим? Нечто подобное происходит на грани сна, когда то, что, как тебе кажется, ты думаешь – вовсе не то, что ты думаешь. Или два параллельно идущих состава мыслей, один из которых обгоняет другой.

Он вышел из дома, грубоватые кромки воздуха попахивали весной, хотя год только начался.

Новый диковинный закон требовал, чтобы каждый, кто садится в автобус, не только предъявлял паспорт, но и передавал кондуктору свою фотокарточку с номером и подписью. Проверка соответствия портрета, номера и подписи паспортным данным отнимала массу времени. Постановление, кроме того, предписывало, что в случае, если пассажир не располагает точной суммой для оплаты поездки (17  цента за милю), то все, что он заплатит сверх этого, ему будет возвращено в окраинном почтовом отделении, при условии, что он займет свое место в очереди не позднее чем через тридцать три часа после того, как покинет автобус. Выписыванье и штемпелеванье измученным кондуктором квитанций вызывало дополнительные задержки, а поскольку, согласно тому же постановлению, автобус останавливался лишь на тех остановках, на которых желали сойти не менее трех пассажиров, к проволочкам добавлялась немалая путаница. И несмотря на все эти меры, автобусы в те дни были на редкость переполнены.

Кругу все же удалось добраться до цели: вместе с двумя юношами, коих он подкупил (заплатив каждому по десять крун), дабы они согласились составить с ним необходимое трио, он сошел именно там, где намеревался. Его спутники, честно признавшись, что зарабатывают этим на жизнь, тут же вскочили в проходивший трамвай (где правила передвижения были еще сложнее).

Пока он ехал, наступили сумерки, и кривая улочка полностью оправдывала свое название. Он испытывал нервозное возбуждение, неуверенность, тревогу. Он рассматривал возможность побега из Падукграда в другую страну как своего рода возвращение в собственное прошлое, потому что в прошлом его страна была свободной. Если предположить, что пространство и время едины, то бегство и возвращение становятся взаимозаменяемыми. Отличительные черты прошлого (недооцененное в свое время блаженство, ее огненные волосы, ее голос, читающий сыну о милых очеловеченных зверушках) представлялись такими, как будто их можно было заменить или, по крайней мере, имитировать чертами страны, где его ребенок мог расти в безопасности, на воле, в мире и покое (длинный-предлинный пляж, усеянный телами, сияющая милашка и ее атласный атлет – реклама каких-то американских товаров, где-то увиденная, почему-то запавшая в память). Боже мой, подумал он, que j’ai été veule[73], этим следовало заняться еще несколько месяцев тому назад – мой дорогой бедный друг был прав. На улице, казалось, теснились одни книжные лавки и маленькие темные рюмочные. Вот и пришли. Рисунки с птицами и цветами, старые книги, фарфоровый кот в горошек. Круг открыл дверь.

Владелец магазина, Питер Квист, был человеком средних лет, со смуглым лицом, приплюснутым носом, черными подстриженными усиками и черными вьющимися волосами. На нем был летний костюм в сине-белую полоску, из тех, что можно стирать, – безыскусный, но опрятный. Когда Круг вошел, он прощался с пожилой дамой, шею которой обвивало старомодное пушисто-серое боа. Прежде чем опустить вуаль и удалиться, она пристально посмотрела на Круга.

«Знаете, кто это был?» – спросил Квист.

Круг покачал головой.

«Доводилось ли вам видеть вдову покойного президента?»

«Да, доводилось».

«А его сестру – доводилось?»

«Не думаю».

«Что ж, это была его сестра», – небрежно сказал Квист.

Круг высморкался и, вытирая нос, скользнул взглядом по содержимому магазина: книги по большей части. В углу гнила груда «Librairie Hachette»[74] (Мольер и все такое) – отвратительная бумага, оторванные корешки. Дивный эстамп из какой-то книги про насекомых, относящейся к началу XIX века, изображал глазчатого бражника и его шагреневую гусеницу, льнущую к ветке и выгибающую шею. Одна из панелей была украшена большой выцветшей фотографией (1894 года) с дюжиной одетых в трико усатых мужчин с искусственными конечностями (у некоторых – обе руки и нога) и многокрасочной картиной с плоскодонкой на Миссисипи.

«Что ж, – сказал Квист, – я определенно рад с вами познакомиться».

Последовало рукопожатие.

«Ваш адрес я получил от Турока, – сказал добродушный антиквар, когда они с Кругом устроились в креслах в глубине магазина. – Прежде чем мы придем к какому-либо соглашению, я хочу со всей откровенностью сообщить вам следующее: я всю жизнь занимаюсь контрабандой – наркотики, бриллианты, старые мастера… А теперь – люди. Я делаю это исключительно ради того, чтобы иметь возможность оплачивать свои личные прихоти и похоти, но работаю на совесть».

«Да, – сказал Круг, – да, понимаю. Некоторое время тому назад я пытался разыскать Турока, но он уезжал по делам».

«Ну, он получил ваше красноречивое письмо как раз перед арестом».

«Да, – сказал Круг, – да. Так его арестовали. Этого я не знал».

«Я поддерживаю связь со всей группой», – пояснил Квист с легким поклоном.

«Скажите, – спросил Круг, – а нет ли у вас каких-либо сведений о моих друзьях – Максимовых, Эмбере, Гедроне?»

«Никаких, хотя мне легко себе представить, сколь ужасными должны им казаться тюремные порядки. Позвольте мне обнять вас, профессор».

Он наклонился вперед и по старомодному обычаю поцеловал Круга в левое плечо. На глазах