дядюшки в своих замках? – задала свой последний вопрос Пампа Кампана. – Какие новости об этих трех бандитах?

– Они никогда ничего особо не значили, – пояснил Халея Коте. – Их истории не успели начаться, а уже завершаются. Сейчас они старые, больные и далеко от Биснаги, так что тебе не стоит беспокоиться из-за них. Долго они не протянут.

Когда Халея Коте завершил свой отчет, Пампа Кампана медленно кивнула.

– Твои новости о “Ремонстрации” воодушевляют, – заговорила она. – Семена перемен были посеяны, но нужно время, чтобы новые растения начали подрастать. Скоро мне надо будет самой отправиться в Биснагу. Я слишком долго пряталась, как крыса, и ничего не делала. Пришло время снова начать нашептывать людям. И если многие среди молодежи соблазнились идеями Номера Два, это будет тяжелая работа. В конце концов колесо всегда поворачивается, но, если ты сказал о молодежи правду, для этого может понадобиться много времени. И все же нам стоит начать.

– Я слышала, – вопила Йотшна, выбегая из их жилища на поляну, где стояли ее мать и Халея Коте. – Как вы смеете говорить, что оба собираетесь отправиться в Биснагу, то есть в буквальном смысле залезть в самую пасть смерти, и бросить меня в этом лесу одну?

– Ты будешь не одна, – возразила Пампа Кампана. – Здесь Юктасри.

– Нет ее здесь, – причитала Йотшна Сангама. – Она теперь дикарка в джунглях и вместе с другими дикарями несет чушь о розовых обезьянах. Я – единственная из всех нас, кто не утратил разум, и теперь вы бросаете меня одну в этом ужасном месте, чтобы и я сошла с ума.

– Я должна быть там, – уговаривала ее Пампа Кампана. – Если кто-то хочет изменить ход истории, он не сможет делать это издалека.

– А если они поймают тебя, – воскликнула Йотшна, – ты изменишь историю не в том направлении, согласна?!

– Они меня не поймают, – заявила Пампа Кампана, – да и время прошло, оно охладило пыл. К тому же люди забывают. История есть последствие не только человеческих поступков, но и того, о чем люди забыли.

– Тебя трудно забыть, – отвечала ей дочь, – и это безумие.

– Не переживай, – пыталась разубедить ее Пампа Кампана. – Мы украдем лошадей, а потому нас не будет не слишком долго.

Выйдя с Йотшной и Халея Коте на опушку зачарованного леса, Пампа Кампана в первый раз осознала, что чары Араньяни затуманили у изгнанников ощущение хода лет, и в этом мире без зеркал они, словно слепые, перестали замечать изменения, которым были подвержены их тела, – или, говоря точнее, чары позволили им оставаться неизменными, сохранили их такими, как они были, когда впервые зашли сюда. Теперь она понимала, почему после возвращения из Биснаги Халея Коте выглядел настолько постаревшим. Когда он вышел за пределы леса, его настоящий возраст отпечатался у него на лице, и теперь он казался почти невероятно древним – нет сомнений, что столь долгая жизнь была дарована ему чарами леса. Она стала вычислять свой собственный возраст, о котором никогда ничуть не задумывалась – каким-то образом, она не понимала как, лес словно убрал подобные мысли из ее сознания, – и в результате своих вычислений с тревогой обнаружила, что ей должно быть не меньше восьмидесяти шести; при этом благодаря дарованной Пампе богиней юности – не вечной, но длительной юности! – она все еще обладала возрастом, энергией и внешностью молодой женщины лет двадцати пяти.

Ее подсчеты прервал испуганный голос Йотшны.

– Что ты сделала? – визжала она. – Что со мной случилось?

– Я ничего не делала, – заверила Пампа Кампана, – прошли годы, а мы жили в лесу, словно во сне.

– Но ты, – вопила Йотшна, – ты выглядишь как девочка. Ты выглядишь так, словно ты моя дочь. Кто ты вообще такая? Я даже не знаю, кто ты.

– Я рассказала тебе все, – ответила Пампа Кампана, и в ее голосе звучало глубокое несчастье, – это мое проклятие.

– Нет, – кричала Йотшна, – мое! Ты мое проклятие! Посмотри на Халея Коте. Он выглядит так, словно не проживет и часа. Так что ты в конце концов нашла способ, как забрать его у меня.

– Я буду жить, – проговорил Халея Коте, – и вернусь к тебе. Обещаю тебе это.

– Нет, – рыдала Йотшна, – она найдет, как убить тебя. Я знаю, она это сделает. Я никогда тебя больше не увижу.

С этими словами она, рыдая, скрылась в лесной глуши.

Пампа Кампана горестно качала головой, но потом взяла себя в руки.

– Пошли, – обратилась она к Халея Коте, – у нас есть дела, которые нужно сделать.

Пампа Кампана вернулась в Биснагу с ног до головы закутанная в покрывало, она проползла через секретный туннель “Ремонстрации”, и Халея Коте проводил ее в надежный дом, принадлежавший вдове-астрологу, которая называла себя Мадхури Деви, невысокой почтенной даме в районе сорока, охотно согласившейся приютить Пампу Кампану. (Когда Халея Коте назвал Мадхури Деви имя ее новой гостьи, глаза астролога недоверчиво округлились, но она не стала задавать вопросов и приветствовала Пампу Кампану в своем доме.) Это было время больших потрясений, как в столице империи, так и в цитадели ее противника, Зафарабаде, а потому никто и не думал о прошлой дважды царице, и память людей постарше, которые помнили ее или слушали ее речи, тоже тускнела. Все умы были заняты пертурбациями в правящей династии, а также среди правителей Зафарабада. Хукка Райя II внезапно умер, и по другую сторону северной границы также внезапно умер Султан Зафар II, оба Номера Вторых почили почти одновременно. В обоих государствах разгорелась ожесточенная борьба за власть.

Зафар II не умер мирно во сне, как Хукка Райя II. Его дядя Дауд в сопровождении еще троих убийц ворвался в его спальню, и его зарезали. Месяц спустя убийца сам был убит во время молитвы в Пятничной Мечети Зафарабада. Другой вельможа, Махмуд, взошел на трон после того, как ослепил восьмилетнего сына Дауда, дабы положить конец любым спорам о престолонаследии. Весь Зафарабад пребывал в состоянии хаоса и смятения.

Между тем в Биснаге дела обстояли намного лучше. У Хукки Райи II было двое сыновей, Вирупакша (нареченный именем в честь божества, считающегося местным воплощением Господа Шивы), Букка (да, еще один Букка) и Дева (что означает просто “Бог”). Вирупакша занял трон, и за несколько следующих месяцев потерял большую часть территории, включая Гоа, после чего был убит собственными сыновьями. С этими сыновьями, в свою очередь, разобрался брат Вирупакши Букка, ставший после этого Буккой Райей II, однако и его век был недолог, после его убийства на смену ему пришел третий брат, Дева, полагавший, что, будучи настоящей инкарнацией одноименного божества, имеет божественное