Пампа Кампана, – и это очень сильно изменило меня, во многом так, что я сама до сих пор не понимаю.

– Я знала это, – проговорила Мадхури Деви, падая на колени.

– Что ты делаешь? – воскликнула Пампа Кампана.

– Служу тебе, – ответила Мадхури Деви. – Разве не это следует делать?

– Прошу, не надо, – проговорила Пампа Кампана. – Я отдала одну дочь чужеземцу и морю, а двух других бросила в лесу. Сейчас я вижу, что мне понадобится много лет, чтобы решить стоящую передо мной задачу, и когда я это сделаю, возможно, ни одной из моих дочерей уже не будет в живых, Халея Коте к этому времени наверняка умрет, может статься, твой путь тоже будет завершен, и несмотря на все это, внутри меня есть что-то, что не дает мне думать обо всем этом, его заботит лишь стоящая передо мной задача. Я отвернулась от своих дочерей – так же, как моя мать отвернулась от меня. Я совсем не тот человек, которому тебе следует поклоняться. Поднимись с колен немедленно.

Нашептывания не были такими прямолинейными, как вначале. То было время Поколения Сотворенных, рожденных из семян, это были чистые листы, пустые головы, и когда она писала на этих листах их истории, они принимали рассказы, которые она вкладывала в их головы, не впадая в какое-либо волнение. Она творила их, и они становились людьми, которых она задумала. Не было или почти не было сопротивления. Однако люди, которым она нашептывала теперь, ее задумками не были. Они родились и выросли в Биснаге, подлинная история их семей продолжалась два или даже три поколения. К тому же нынешние авторитеты, СГБ-шники, внушали им, что истинная история рождения Биснаги – ложна, но истинна следующая ложь: Биснага не была взращена из семян, это древнее царство, чья история берет свое начало не из фантазии ведьмы-шептуньи.

И еще одно: город разросся. Теперь нужно было обращаться ко множеству людей, и на этот раз ей придется убеждать многих в том, что культурная, всеобъемлющая и утонченная история Биснаги, которую предлагает им она, лучше узколобой, ограниченной и – как считает она сама – варварской официальной версии истории нынешних времен. И совершенно нельзя было быть уверенной в том, что люди предпочтут утонченное варварскому. Линия партии в отношении приверженцев других вероисповеданий – мы хорошие, они плохие – отличалась определенной заразительной ясностью. Так же как и идея, что инакомыслие непатриотично. Будь людям предложен выбор между самостоятельным мышлением и слепым следованием за своими лидерами, многие предпочли бы прозорливости слепоту, особенно когда империя процветала, на их столах была еда, а в карманах – деньги. Не каждый хочет думать, предпочитая этому занятию еду и развлечения. Не каждый хочет возлюбить своего соседа. Некоторые предпочитают ненавидеть. Она столкнется с противодействием.

Халея Коте пришел проведать ее посреди ночи, когда она на несколько часов вышла из своего алькова в секретном зашкафном пространстве. Йотша уже говорила ей, что он выглядит ужасно, и вот теперь он выглядел еще хуже, чем когда она отметила это.

– Ходить мне осталось уже недолго, – сказал он Пампе Кампане, – и я должен сдержать обещание.

– Иди, – ответила она.

Из складок одежды она извлекла небольшой мешочек с золотыми монетами.

– Иди и разыщи этого нового чужеземца, сира Паеса, и купи у него самую быструю лошадь из всех, что он продает. Иди и обними ее, и скажи, что я шлю ей свою любовь.

– Она тоже любит тебя, – ответил Халея Коте, – а сама ты со мной не пойдешь?

– Ты знаешь, что я не могу этого сделать, – сообщила Пампа Кампана, – я должна сидеть в дыре за альмирой и пытаться организовать массовое движение. Когда-то я была царицей. Теперь стала революционеркой. Или это слишком громкое слово? Лучше сказать, что я ведьма за шкафом.

– Тогда я попрощаюсь, – сказал Халея Коте, – и отправлюсь в свое последнее путешествие.

(В “Джаяпараджае” Пампа Кампана рассказывает удивительную историю об этом путешествии. Нам следует задаться вопросом, откуда ей известно, что происходило, хотя ее самой там не было. Будет простительно прийти к выводу, что весь этот эпизод – выдумка. Стихи опровергают подобные сомнения. Ей рассказали птицы – так она пишет. Много лет спустя, сообщает она, когда она завершила свое затворничество, вороны и попугаи говорили с ней на Главном Языке.)

– Ему было трудно ехать назад, – сообщила ворона, – сначала ему пришлось подкупить португальского торговца, чтобы тот вывел лошадь за городские ворота к секретному месту встречи. Позже, по дороге к лесу, ему стало плохо.

– По дороге к лесу у него начался жар, и он стал бредить, – рассказывал попугай, – он ехал верхом и выкрикивал всякую чушь.

Ворона подхватила рассказ.

– Когда он добрался до леса, то уже полностью лишился сознания и не понимал, кто он есть. Все, что он знал, – он должен зайти в лес, чтобы увидеть ее.

– Но, как вам известно, для мужчин, которые не знают – или забыли, – кто они есть, этот лес – опасное место, – сказал попугай.

– Он забежал в лес, выкрикивая ее имя, – продолжала ворона, – но после начал кричать, а когда чары леса взяли над ним верх, он рухнул на землю и больше уже не поднялся.

– Она бежала, – рассказал попугай, – но было слишком поздно.

– Когда она подбежала к распростертому телу, это уже больше не был Халея Коте, ее возлюбленный, – проговорила ворона с большой торжественностью.

– Это была умирающая женщина лет ста на вид, – грустно сообщил попугай.

– И на ней был костюм старого солдата, – добавила ворона.

12

Когда царский советник Саяна наконец умер, Пампа Кампана решила, что настало время действовать. К этому времени Видьясагар перестал как-либо проявлять себя. Если он на самом деле был все еще жив, то, вероятно, лежал где-нибудь в кроватке, как древний младенец, беспомощный, цепляющийся за жизнь из чистой злобы, но неспособный быть живым. Его время прошло. Стоящие во главе СБГ офицеры тоже были беззубыми и высохшими. Как будто всем заправляли трупы, мертвые правили живыми, и живые устали от этого.

Из своего алькова за альмирой она начала нашептывать царю. В глубине своего дворца Дева Райя хватался за голову, не в силах понять, откуда вдруг взялись эти необычные новые мысли – он не понимал, как могло появиться в нем такое вдохновение, ведь одухотворенность никогда прежде не была ему свойственна, – и в конце концов начал считать, что сумел достичь состояния истинного гения. Так сказал ему голос в его голове. Он превознес его и заявил, что