class="p1">В течение ночи на 21 мая на Харьковском направлении наши войска вели наступательные бои. На Керченском полуострове продолжались бои в восточной части полуострова.

В течение 21 мая на Харьковском направлении наши войска вели наступательные бои. На Изюм-Барвенковском направлении атаки противника отбиты. В восточной части Керченского полуострова продолжались бои.

В течение 22 мая на Харьковском направлении наши войска закреплялись на занятых рубежах и вели наступательные бои. На Изюм-Барвенковском направлении наши войска отбили атаки противника и нанесли ему большие потери. Только за 3 дня боёв на этом участке фронта уничтожено более 15 тысяч немецких солдат и офицеров. В восточной части Керченского полуострова продолжались бои.

В течение 23 мая на Харьковском направлении наши войска закреплялись на занимаемых рубежах, отбивали контратаки пехоты и танков противника и на некоторых участках вели наступательные бои. На Изюм-Барвенковском направлении происходили упорные бои, в ходе которых наши войска отбивали атаки противника и наносили контрудары по войскам противника. По приказу Советского Главного Командования наши войска оставили Керченский полуостров. Войска и материальная часть эвакуированы. Эвакуация проведена в полном порядке.

…

В течение 27 мая на Харьковском направлении наши войска закреплялись на занимаемых рубежах и продолжали вести бои. На Изюм-Барвенковском направлении наши войска отражали ожесточённые атаки противника.

В течение ночи на 28 мая на Харьковском направлении наши войска закреплялись на занимаемых рубежах. На Изюм-Барвенковском направлении наши войска вели упорные бои с танками и пехотой противника. На других участках фронта существенных изменений не произошло.

В течение 28 мая на Изюм-Барвенковском направлении наши войска отражали ожесточённые атаки танков и пехоты противника. На остальных участках фронта ничего существенного не произошло.

В течение 29 мая на Изюм-Барвенковском направлении наши войска продолжали вести оборонительные бои и отражали атаки танков и пехоты противника. На остальных участках фронта ничего существенного не произошло.

В течение 30 мая на Изюм-Барвенковском направлении наши войска продолжали отражать атаки танков и пехоты противника. На остальных участках фронта ничего существенного не произошло. За 28 мая уничтожено не 53 немецких самолёта, как об этом сообщалось ранее, а 62 немецких самолета.

В течение ночи на 31 мая на Изюм-Барвенковском направлении наши войска вели оборонительные бои с танками и пехотой противника.

В течение 31 мая на фронте ничего существенного не произошло.

7 июня 1942 — начало третьего штурма Севастополя

17-18 июня — последний транспорт “Белосток”. Погиб при прорыве из Севастополя

17-18 июня 1942 — кризис. Немцы заняли Северную сторону, бои на Северной продолжаются до 24 июня (Константиновская батарея)

ночь 26–27 июня — последний прорыв крупного корабля (“Ташкент”, поврежден на обратном пути, отбуксирован в Новороссийск)

27 июня — зенитная артиллерия без боеприпасов. Начало агонии

28-29 июня — десант на Корабельную сторону

29 июня, около полудня, потерян Инкерман

29 июня, с 16–00 резко слабеет огонь артиллерии

30 июня — пал Малахов курган. Разрешение на эвакуацию

1 июля — пал Севастополь. В ночь на 1 июля Октябрьский сбежал, переодевшись мужчиной

2 июля — подорвана 35-я батарея

3 июля — последний бой последнего танка

Совинформбюро сообщает об оставлении Севастополя

8 июля — окончание организованного сопротивления

9-12 июля — сопротивление разрозненных групп бойцов

Глава 11. Инкерман — Херсонес. Июнь 1942

— Товарищи. То, что вы сейчас услышите, не подлежит оглашению. Даже оговориться при раненых — запрещаю. По приказу товарища Соколовского, мы должны произвести подготовку к срочной передислокации. На случай, если Инкерман придется оставить.

“Оставить”. Когда прозвучало это слово, свет как будто стал глуше и в углубившихся тенях поползла по стенам зеленая плесень.

В повисшей тишине кто-то приглушенно всхлипнул. Совсем недавно, какой-то месяц назад смотрели на восток, ждали Крымский фронт. А теперь все небо в самолетах. Долбят. Давят. Закончат давить — и пойдут.

— Наша задача сейчас, — продолжал Огнев негромко и четко, — без огласки проработать порядок отхода, основные и запасные пути. Семененко, у вас вопрос?

— Так точно, товарищ военврач третьего ранга. Если немцы нас еще потеснят — они ж насквозь артиллерией простреливать смогут?

— Да.

— А… тогда…

— А тогда будем разбираться. Пока немцы не начали наступления. Наши позиции укреплены хорошо. Снарядов достаточно. Но если что-то пойдет не так — мы должны быть готовы. Как на ответственной операции — быть готовыми к осложнениям. Спасем раненых — будем думать, что делать дальше.

— Так точно. А… стрельбище бы организовать?

— Организуем. Вопросы есть? Нет? Вольно, разойдись.

И разошлись, сосредоточенные и молчаливые. Никто больше не задавал вопросов. “Стрельбы… Эх, Семененко-Семененко, не ты ли пару месяцев назад просился на передний край? Все-то тебе кажется, что с винтовкой в руках ты сможешь сделать больше, чем сейчас в роли ассистента на несложных операциях. Организовать можно, скорее всего, даже нужно. Но толку будет еще меньше, чем под Ишунью. Хотя, конечно, умение метко стрелять еще никому не навредило”, - Огнев взглянул на карту на стене “кают-компании”, по которой отмечали флажками продвижение фронта. Вот она, Ишунь, теперь больше полугода как захваченная врагом. Еще в мае все виделось по-иному. Даже когда стало известно, что оставлен Керченский полуостров. Всю весну госпиталь расширялся и обживал доселе пустовавшие запасные штольни. В тоннелях Южной бухты разместили еще один. Обустраивались, даже уют создавали, и вот приказ: “Быть готовыми в любой момент оставить штольни и вывезти всех раненых”.

Город снова лежал в развалинах, и жизнь в нем, возвращению которой так радовались в начале зимы, замерла, ушла опять под землю. А вражеские самолеты все накатывались и накатывались волнами, день за днем, раз за разом, возвращая к недоброй памяти первому лету войны.

Смены вновь дотянулись до десяти часов и все говорило о том, что это не предел, будут и по суткам. Справимся, устоим, как устояли в ноябре. Нельзя не устоять.

Снаружи содрогались от взрывов Мекензиевы горы, тонул в дыму пожаров Севастополь. Под землей, после этого гула и рокота, тишина оглушает и кажется, словно покачивается под тобой твердь, будто вы и впрямь в море и не метры камня отделяют от мира, а тонкая переборка.

Сменившись с дежурства, обитатели “кубрика” валились спать будто замертво. И только Астахов не спешил, а взялся, в который раз уже, перебирать “ТТ”. Возиться с оружием всякий раз перед отбоем