— Тихо, тихо, Раиса Иванна, — Гусев по-прежнему был где-то рядом, но перед глазами плыли круги, и Раиса скорее слышала его, чем видела. — Видать, по голове ее приложило, — говорил он кому-то еще. — Терпи, терпи милая. Мы сами тебя сейчас дотащим.

Ее снова попытались поднять в несколько рук и темнота сомкнулась над головой как вода в омуте. Раиса пришла в себя в машине. Каждый ухаб отзывался такой болью в правом плече, что слезы катились сами собой. «Вот каково нашим раненым приходится». Она дотянулась и стиснув зубы попробовала ощупать руку. Делать этого, наверное, не стоило, потому что от боли вновь поплыли перед глазами разноцветные пятна. Но стало понятно, что плечо сломано — рука опухла аж до локтя. “Сустав наверное задет, — подумала Раиса. — «Везучая», додумался же кто! Повезло мне, как субботнему утопленнику — в баню не идти.”

И снова темнота. В следующий раз она пришла в себя уже при свете лампы, в госпитале.

— Гусев! Ты полгода с лишним то при медсанбате, то при госпитале! Шину-то наложить? Да хотя бы просто руку к телу прибинтовать! Как вчера родился!

Знакомый голос. Но ни разу Алексей Петрович таким раздраженным не был. Влетело за нее шоферу. Небывалое дело — при всех распек!

Но вот ведь как — только подошел, а боль уходит. Тепло так, удобно… А левый-то рукав когда порваться успел?

— Раиса, все в порядке. Голова цела, остальное заживет. Морфий я тебе уколол, должно отпустить немного.

Ах, вот оно что! Да, понятно, почему к нему так легко привыкнуть…

— Пальцами на правой руке пошевели. О, шевелятся, теплые. Сосуды целы, нервы целы.

В перевязочную несут, подумала Раиса. Рентген бы надо сделать… Но где его возьмешь теперь?

— По уму, тебе бы сейчас рентген сделать. Но придется обойтись.

Холод ножа по шее. Хорошая была гимнастерка, а тут по всей руке распорота. Зашивать неудобно будет потом. “Ой, я же при нем почти голая теперь. Глупости какие. А то он женщин не оперировал!”

— Повезло.

При этом знакомом слове почему-то захотелось смеяться. Странно и неловко даже. Только что от боли сознание теряла, а теперь весело, губы сами собой в улыбку расплываются. “Повезло”. Опять ей, выходит, повезло.

— По гимнастерке поглядеть — тебя размолоть должно было в труху. Ан нет, перелом, конечно, со смещением, но локоть не зацепило, и кожа цела, так что прогноз с осторожностью благоприятный. Так, погоди, ты раньше морфием не баловалась?

— Да что ты!

— Значит, просто реагируешь остро. Ничего страшного, пометим в карте — морфия тебе нужно чуть меньше, чем на вес положено.

— Что там у меня?

— С рукой — закрытый перелом со смещением, ничего особенного, надо еще ребра посмотреть.

“Ой, он же сейчас с меня совсем одежду срежет!” — Раиса попробовала здоровой рукой натянуть на себя простыню.

— Ну, и ребро, как минимум, одно треснуло. Да ладно, Раиса, тебе там стесняться нечего! Сейчас Вера тебе руку подержит, грудь забинтуем, потом гипс, и вечером отправим…

— Куда?

— В глубокий тыл. Переломы сращивать.

Раиса хотела что-то возразить, но отвлеклась на ощущение от рук, обходящих ее тело с бинтом. Потом, когда руку ей временно укрепили в “крамере” и понесли, она хотела что-то сказать, но никак не выходило, мысли путались, а там и уснула.

Проснулась Раиса с твердым намерением потребовать, чтобы ее оставили здесь. В конце концов, это же не ранение. Но почти сразу неловко двинулась, ойкнула и тут же получила укол морфия. Доза, верно, была поменьше, но желание чего-то требовать и добиваться ушло. А пришла мысль, что она все-таки не права. Кости срастаются долго, а на новом месте тесно, чуть не на голове друг у друга живем и работаем. И раненых столько, сколько их, наверное, в ноябре не было.

Но сразу вслед за тем, сквозь сон, сквозь обезболивающее ее вдруг как холодом пробрало: в тыл — значит насовсем. Из остающихся здесь она больше никого не увидит. Хорошо, если до конца войны. А очень возможно, что и никогда. Ей отчаянно, до кома в горле захотелось успеть увидеть еще раз всех — Алексея Петровича, Верочку, Олю, Астахова. Своих товарищей, ставших для нее за эти месяцы почти семьей.

Огнев появился только перед тем, как их всех отправляли. Раисе очень хотелось сказать ему что-то, попрощаться, но она все никак не могла найти нужных слов. Наконец, улучив момент, она взяла его за руку.

— Я вас найду потом, — прошептала Раиса, стараясь, чтобы он не заметил в ее голосе слезы. — Обязательно найду.

И добавила, уже про себя, не решившись сказать вслух: “Только постарайтесь остаться в живых, пожалуйста!”

В бухте, у причала, когда соленый ночной ветер трепал ее волосы, пока носилки несли по сходням на борт, Раиса подумала, что в сущности, на этом все может кончиться и для нее. Если их атакуют в море, если начнут тонуть, с такой рукой ей нипочем не выплыть. Но это не испугало, не вызвало даже волнения. Просто еще одна вещь, которую следует учесть. Как риск вторичного кровотечения после тяжелой операции.

Глава 12. Севастополь — Новороссийск. 27 июня 1942

Очень странно и непривычно было чувствовать себя грузом. Вот Раису бережно погрузили, отвезли, сгрузили… “Как бандероль с вазой”, - подумалось ей. Потом занесли на необъятно-огромный в полумраке корабль. Столько раз видевшая их в гавани, сопровождавшая раненых, она ни разу не была на борту. Дорога в порт запомнилась смутно и более-менее осознала себя Раиса уже внутри. Так вот как выглядит настоящий кубрик, на корабле, а не то, что им в Инкермане звали. Небольшое помещение с единственным иллюминатором и койками в три яруса. Устроили ее аккуратно, полусидя, как и полагается. И тут же, минуты не прошло, а народу столько, что свободного места осталось всего-ничего, едва протиснуться между носилками. Даже на полу лежат люди.

Сначала показалось, что она здесь единственная женщина, это не смутило, просто удивило. Потом разглядела еще двоих, гражданских, пожилую, с загипсованными ногами и сидящую у ее изголовья прямо на полу молоденькую девушку, видимо, дочь.

"Как бы я здесь работала?" — подумала Раиса и удивилась, что все еще рассуждает как медработник, будто ее перевели сюда на службу, а не эвакуируют на материк с загипсованной рукой. Рядом кто-то тоже с рукой на перевязи, но не в гипсе, только “крамер” наложили и то кое-как. Раиса решила, что непременно об этом доложит, едва появится хотя