вытягивал копыта из клейкой земли.

Разбойник протянул руку и сорвал повязку с его глаз. Дедушка закрыл глаза ладонями и убрал руки лишь тогда, когда у него потекли слезы. Перед ним был разбойничий лагерь. На большом участке поля вырубили весь гаолян подчистую, и на освободившемся месте разбили два шалаша. Рядом с одним из них стояли десятка полтора крепких парней в наброшенных на плечи соломенных плащах от дождя, а перед входом на пеньке сидел здоровяк с пятном на шее.

– Хочу увидеть главного, – сказал дедушка.

– Ты ж хозяин винокурни! – воскликнул Пестрошей.

– Да.

– Зачем пожаловал?

– Хочу учиться мастерству.

Пестрошей холодно улыбнулся и сказал:

– Не ты ли каждый день стреляешь по рыбе в излучине?

– Так не попадаю.

Пестрошей взял дедушкины пистолеты, оглядел дула, нажал несколько раз вхолостую на курок.

– Хорошие пистолеты! А зачем тебе учиться стрелять?

Дедушка ответил:

– Чтоб убить Цао Мэнцзю.

– Разве твоя баба не его названая дочка?

– Он мне всыпал триста ударов подошвой. Я вместо тебя пострадал.

Пестрошей усмехнулся:

– Между прочим, ты убил двух человек, чтобы единолично завладеть бабой, надо бы вообще тебе башку отрубить.

– Он мне всыпал триста ударов подошвой, – повторил дедушка.

Пестрошей поднял правую руку и – бах! бах! бах! – прозвучали три выстрела, затем поднял левую руку и выстрелил еще трижды. Дедушка сел на корточки, обхватил голову руками и заорал. Разбойники хором загоготали.

Пестрошей удивленно сказал:

– Да ты трусливый заяц, как ты вообще смог кого-то убить?

– Обнаглел от сладострастия! – сказал один из разбойников.

Пестрошей велел:

– Возвращайся и торгуй. Корейская дубина помер, отныне у тебя будет наш пункт связи.

Дедушка не унимался:

– Я хочу научиться стрелять и убить Цао Мэнцзю.

– Его ничтожная жизнь в наших руках, в любой момент можем свести с ним счеты!

– Что ж я, зря ходил? – обиженно проворчал дедушка.

Пестрошей кинул дедушке его пистолеты. Тот неловко поймал один, второй уронил прямо в раскисшую жижу. Дедушка поднял его, вытряхнул набившуюся в ствол грязь, а потом полой одежды вытер грязь, налипшую сверху.

Кто-то из разбойников снова хотел завязать дедушке глаза черной тряпкой, но Пестрошей махнул рукой:

– Можно и без этого. – Потом встал и сказал: – Пойдемте искупаемся в речке, а заодно проводим немного хозяина винокурни.

Один из разбойников повел мула, дедушка тащился за ним, а Пестрошей и остальные его подручные столпились позади дедушки.

Когда они дошли до дамбы, Пестрошей холодно глянул на дедушку, вытиравшего с лица пот и грязь.

– Зря только пришел, зря… ну и жарища… – ворчал он.

Дедушка сорвал с себя перепачканную в грязи одежду, кинул на нее два своих пистолета, быстро прошел несколько шагов и вдруг прыгнул в реку. Он барахтался в воде, как полоски теста в шкворчащем масле, голова то всплывала, то тонула, он бил руками по воде, словно пытался вырвать клок рисовой соломы.

– Эй, парень, ты что, плавать не умеешь? – спросил один из разбойников.

Пестрошей хмыкнул.

С речки донеслись странные звуки – это дедушка пытался крикнуть, но тут же захлебнулся. Течение начало потихоньку сносить его на восток.

Пестрошей тоже двинулся вдоль реки на восток.

– Атаман, он и впрямь сейчас потонет!

– Так лезьте в воду и вытащите его! – распорядился Пестрошей.

Четверо бандитов прыгнули в реку и вытащили дедушку, который наглотался воды так, что его живот напоминал заполненный кувшин. Он лежал на насыпи, вытянувшись, словно мертвый.

Пестрошей велел:

– Приведите сюда мула.

Один из разбойников прибежал, ведя за собой мула.

Пестрошей сказал:

– Положите его на спину мула животом вниз!

Дедушку уложили на спину мула, прижав надувшимся как барабан животом к седлу.

– А теперь хлестните мула, чтоб побежал! – скомандовал Пестрошей.

Один из бандитов тянул мула, второй его подгонял, а еще двое поддерживали дедушку. Наш большой черный мул помчался на насыпи. Когда он отбежал примерно на расстояние двух выстрелов из лука, у дедушки изо рта фонтаном вырвался целый столп мутной воды.

Разбойники сняли дедушку с мула и снова положили на насыпь. Он так и остался там лежать и, вращая глазами, как дохлая рыба, смотрел на здоровенного Пестрошея.

Пестрошей снял с себя плащ и, ласково улыбаясь, сказал:

– Парень, считай, второй раз родился.

Лицо у дедушки было мертвенно-бледным, мышцы на щеках сводило судорогой.

Пестрошей и остальные разбойники разделись и попрыгали в воду. Все они были отличными пловцами и устроили настоящую битву, отчего во все стороны разлетались брызги.

Дедушка потихоньку поднялся, накинул на плечи плащ Пестрошея, высморкался, прочистил горло, размял руки и ноги. Седло мула было мокрым, и дедушка вытер его одеждой Пестрошея. Мул нежно потерся о ногу дедушки гладкой, как атлас, мордой. Дедушка потрепал его по спине:

– Черненький, подожди немного!

Когда дедушка схватил пистолеты, разбойники, словно стая уток, кинулись к берегу. Дедушка семь раз выстрелил, придерживаясь четкого ритма. По бездушной воде Мошуйхэ разлетелись кровь и мозги семи разбойников.

Дедушка выстрелил еще семь раз.

Пестрошей уже выбрался на берег. Речная вода омыла кожу, и она стала белоснежной. Разбойник, без тени страха стоя среди зеленой травы на речной отмели, с восхищением присвистнул:

– Отлично стреляешь!

Горячие, похожие на золото солнечные лучи осветили капли, катившиеся по его телу или неподвижно повисшие на коже.

– Пестрошей, ты щупал мою женщину? – спросил дедушка.

– К сожалению!

– Ты как стал разбойником?

– Ну, ты тоже не помрешь спокойно лежа на кане.

– В воду не пойдешь?

Пестрошей сделал несколько шагов, остановился на мелководье и ткнул себя в сердце:

– Стреляй сюда, а то разбитая голова слишком уродливо выглядит!

– Хорошо.

Семь пуль изрешетили сердце Пестрошея, он застонал и повалился в речку на спину. Ноги еще какое-то время торчали над водой, а потом он потихоньку ушел на дно, словно рыба.

На следующее утро дедушка с бабушкой, оседлав черных мулов, поехали к прадедушке. Тот как раз отливал из серебра «замок долголетия»[74] и при виде дедушки с бабушкой перевернул маленький плавильный котел.

Дедушка сказал:

– Слыхал, что Цао Мэнцзю одарил тебя десятью серебряными юанями.

– Пощади меня, достойный зять! – Прадедушка упал на колени.

Дедушка достал из-за пазухи десять серебряных долларов и уложил их на гладкий лоб прадедушки.

– Выпрями шею и не двигайся! – рявкнул дедушка.

Дедушка отошел на несколько шагов и двумя выстрелами – бах! бах! – сбил две монетки.

Он выстрелил еще дважды, и еще две монетки слетели.

Постепенно тело прадедушки обмякло, и дедушка не успел сделать все десять выстрелов, когда прадедушка повалился, разбитый параличом.

Бабушка вытащила из-за пазухи сотню монет и разбросала их так, что пол заблестел серебром.

11

Дедушка и отец вернулись в свой разрушенный дом, вытащили из тайника пятьдесят серебряных юаней, переоделись в лохмотья, как попрошайки, пробрались в уездный город и неподалеку от вокзала в маленькой лавочке, над которой висел красный фонарь, купили пятьсот патронов у густо напомаженной и напудренной женщины. Несколько дней они прятались, а потом с помощью различных уловок проскользнули через городские ворота, чтобы найти Рябого Лэна и поквитаться.

Утром на шестой день после засады на мосту через Мошуйхэ дедушка и отец, подгоняя маленького козленка, готового лопнуть, добрались до гаолянового поля на западном краю деревни. Это было пятнадцатое число восьмого месяца по лунному календарю. Больше четырехсот японцев и шестисот солдат марионеточной армии окружили деревню железным кольцом.

Дедушка и отец тут же освободили козленку задний проход, и несчастное животное сначала вывалило килограмм навоза, а следом несколько сотен патронов. Не обращая внимания на ужасную вонь, они быстро вооружились, чтобы развернуть в гаоляновом поле героическую борьбу с агрессорами. Хотя им удалось убить несколько десятков японцев и несколько десятков солдат марионеточной армии, в итоге отец и сын так и не смогли незначительными силами изменить ход событий. Ночью деревенские жители попытались прорвать окружение на южном краю деревни, где не слышно было выстрелов, и попали под ураганный огонь японских пулеметов. Несколько сотен мужчин и женщин погибли в гаоляновом поле, а их смертельно