– Эх, Вовка, – вздохнул Павел. – Я-то понял, а понял ли ты меня, дурья башка?

«Если не увидимся сегодня с ним – а я бы очень хотел избежать такой встречи – придется первого мая как-то оказаться в Лондоне на Трафальгарской площади».

Он положил рацию на стул, поднял автомат, подошел к краю крыши. Там, в окнах гостиницы «Украина», появились первые отражения рассвета нового дня, 21 августа 1991 года.

По внутренней связи Дома Советов голосом Александра Любимова пугали людей предстоящим штурмом: «Призываем всех защитников Белого дома не подходить близко к окнам, выходящим на реку Москву. По неподтвержденным данным, в здании гостиницы «Украина» заняли позиции снайперы…».

«Женщинам рекомендовано покинуть здание и прилегающие территории…».

«Во избежание кровопролития и ненужных жертв, призываем граждан отойти на пятьдесят метров от Дома Советов и не вступать в столкновения с военными».

«Будьте начеку: агенты хунты проникли в Белый дом. Их приметы: люди высокого роста, коротко стриженые…».

– Е-мое… нет, ну что за идиоты! – вырвалось у Павла.

Видимо, получилось громко. Два десантника, смолящие сигареты одну за другой, метнули в его сторону вопросительные взгляды.

Павел махнул рукой, дескать, внимания не обращайте…

«Будет штурм, не будет штурма… Главное, в коллекторе, в подземном переходе или под мостом Вовка. А с ним еще человек двести лучших в мире бойцов, его братьев. Как же так!? И патроны у них не учебные. По телеку показывали какого-то майора спецназа. Он демонстрировал пустые магазины. А корреспондентка, дура, на всю страну вещала, мол, смотрите, ребята не вооружены и не станут стрелять в своих сограждан. Могла бы попросить расстегнуть карманы разгрузки да поглядеть запасные магазины…».

Тут же, в штаб-квартире российской власти, собралась хоть и очень интересная компания, впору автографы брать у каждого второго, но Пашке совсем чуждая. Журналисты, иностранцы, все носятся по коридорам, суетятся с важным видом, преисполненные сопричастности к историческим событиям.

«Видел сегодня в буфете Ростроповича… Того и гляди уронит автомат или ненароком нажмет на что-нибудь не то. Но вид геройский. Похоже, думает, будут штурмовать и не боится. Одним словом, мужик, хоть и музыкант. Режиссер и актер Никита Михалков, бравый с виду, а тоже пороху не нюхал. А ну как убьют известного человека? Пули-то они хоть и «исторические», но ни чинов, ни званий, ни любви народной не признают – губят всех без разбору. Срикошетит какая-нибудь от стены – и нет вам всенародного любимца. И почему их никто не образумит? Я и эти парни из ВДВ будем их всех защищать от своих бывших товарищей. Были бы мы все вместе сейчас, на одной стороне – я, Вовка, Олег. Тогда, глядишь, можно было рассчитывать на лучшее. А так на что рассчитывать? Такая махина против смешного анклава!»

Павел слез с крыши, прошел по перекрытию чердака, спустился по лестнице ниже, в самый верхний вестибюль Дома Советов. Какой-то человечек раздавал торжественно-тревожным тоном опасные рекомендации. Стоящие вокруг него «ополченцы» внимали, то и дело кивая в знак согласия.

– Надо раздать людям оружие, – говорил человечек. – Если начнут штурм – нас тепленькими возьмут, а со стволами мы еще повоюем! Кто знает, может они дрогнут, если у защитников будет не арматура, а пистолеты и автоматы…

Павел не хотел вмешиваться в бессмысленный разговор, однако пришлось. Увидев офицера, оратор окликнул его, попросил присоединиться к их компании. Павел нехотя согласился.

– Как вы считаете, штурм будет? – спросил один из ополченцев.

– Не знаю, – угрюмо ответил Павел.

– Вы будете защищать Белый дом до конца? Александр Руцкой приказал открывать огонь по нападающим без предупреждения!

– Как получится… Извините.

– Вы слыхали, что со стороны Краснопресненской набережной к нам идет Кавказский спецназ?

– Это еще что за зверь? – изумился Пашка.

– Да, да! Все точно. Хунта специально пригнала в Москву солдат из дальних гарнизонов – им не жалко будет убивать нас саперными лопатками. Скажите, ведь разумно раздать всем оружие? Защитники уже давно разделились на взводы, роты… В конце концов, это революция!

– В конце концов, это полная бредятина, а не революция, – Павел больше себя не сдерживал. – Если ты, ненормальный, хочешь покончить жизнь самоубийством, выкинься из окна, а этих-то за что? Против кого и как ты собираешься обороняться, вояка? Ты что, до сих пор не понял, что тут все очень серьезно? Да если начнется штурм, тебе и стрельнуть даже не дадут. Я б на вашем месте, товарищи, бежал отсюда без оглядки, срочно, сейчас, без промедления, потому что перещелкают вас тут как зайцев… Здесь достаточно тех, кого учили стрелять. Вы только мешаете.

Воинственный человечек недовольно поморщился.

– На чьей вы стороне? На нашей или на стороне путчистов? – набравшись смелости, спросил он Пашку.

– Пошел ты на х…. – отчеканил тот в ответ и, круто развернувшись, ушел.

– Вот они, защитники, – услышал он за спиной. – Надеяться надо только на себя.

Павел толкнул ногой дверь в первый попавшийся кабинет. Он был пуст. Не зажигая свет, он нащупал кресло и с удовольствием опустился в него, надеясь полчасика подремать.

«Может, в последний раз», – подумал Павел без тени страха.

Теперь, после такого странного общения с Вовкой по рации, он вспомнил своих ребят, и сердце сжалось. Так захотелось чуда – чтобы случилось это еще раз, когда они все вместе, на природе, с винцом и шашлычком…

«Как Вовка-то разговорился, а? Вот-вот дадут приказ о штурме, а он треплется в открытом эфире. Щедринский любил всю эту детективную лабуду».

Закрыв глаза, Павел улыбнулся, вспомнив забавную историю. За месяц до поступления на службу в органы госбезопасности Вовка решил произвести впечатление на одну свою знакомую, попросив у одноклассника отцовскую «шестерку». Папа у одноклассника был по тем временам «крутой мэн», бывал за границей, привозил разные заманчивые иностранные всячины. Одну такую диковину Вовка обнаружил в бардачке. Это был беспроводной телефон, точнее, трубка, как положено – с антенной. При включении она издавала солидные шипящие звуки. Вовка тогда пристроил телефон на «торпедке» и поехал со своей девушкой купаться на знаменитый песчаный карьер близ Лыткарино.

Девушка куда-то отлучилась, а Вовка остался в машине слушать радиоприемник. Тут-то к нему и подошли два люберецких качка.

– Эге… Слышь, а что это там у тебя? Телефон, да? – спросил один, указывая на телефонную трубку. – Ну-ка, дай я маме позвоню!

– Мамуле! – протяжно подхватил спутник примерного «сына», и оба разразились раскованным, недобрым смехом.

Парни были крепкие, скорее всего, привыкшие к контактному выяснению отношений. Вове эта встреча была ни к чему. Он не боялся качков, сам не робкого десятка. Но прямой конфликт не принес бы победу. Опозориться перед девушкой на первом же свидании стало бы верхом невезения. Но Вовка не был бы Вовкой, если бы не собрался и, проявив незаурядный актерский талант, не процедил, пренебрежительно глядя будто сквозь парней, спокойно и уверенно: