по тому, как строчишь записи, которые никогда больше не прочитаешь; по той сладкой минуте в пятницу вечером, когда выключаешь компьютер и уже ощущаешь в груди предвкушение первой дозы спиртного.

27

Проснись!

Айрис мыла пол в туалете, когда Стелла вдруг произнесла: «Элиас», и сердце у нее екнуло. Ходили всякие слухи – будто бы Элиас пропал.

– Уже два дня, как его не видели на кухне, – говорила Стелла, – и в своем отсеке его тоже не было. Люди много чего болтают. – Она всплеснула руками. – Непонятно, чему верить.

– Боже мой, – сокрушалась Юко. – А раньше такое случалось?

Айрис молчала. Боялась, что, если заговорит, голос и состояние выдадут ее с потрохами.

– Однажды я не могла найти Элизабет, – продолжала Стелла. – Оказалось, она лежала под кроватью. – Стелла засмеялась. – Целых три дня! – На глазах у нее блестели слезы, то ли от смеха, то ли нет. Она утирала их руками.

– Ого. Какой ужас.

Айрис нервно сглотнула, прежде чем заговорить:

– И что она там делала?

– У нее случился какой-то кризис. Наверное, решила в кои-то веки побыть одна. Лежала там тихо, ничего не ела. Может, она и передвигалась по комнате, когда меня не было. У нее оставалось немного воды. А случилось это сразу после смерти Ганса. Она тогда очень расстроилась.

– Я об этом не слышала.

– Я тоже, – кивнула Юко.

– Это не афишировалось. Иногда людям просто необходимо побыть одним. У меня уж точно такое бывает.

– А сейчас она как? – поинтересовалась Юко.

– Да не знаю. – Стелла пожала плечами. – Нормально вроде.

Да, возможно, Элиас нашел укромное место и решил переждать там. Если бы Айрис нашла такое место, наверное, сделала бы то же самое.

– Очень надеюсь, что его найдут, – водя тряпкой по полу, сказала она.

– И я, – поддержала ее Стелла. – Он такой симпатичный, этот Элиас.

– Ой, правда! – хихикнула Юко.

У Айрис внутри как будто все перевернулось. «Меня сейчас вывернет», – почувствовала она. Но нет. Это просто страх и любовь – они переплелись и стали неразличимы – любовь к крошечному беспомощному существу, которое росло у нее внутри, и страх за него.

* * *

Неделю спустя через пять минут после будильника с птичьим хором по громкоговорителю прозвучало объявление – голосом не Нормана, а Питера, главного техника Центра. Айрис не знала, как он выглядит, но слышала его американский акцент. Как и многие старшие техники, он в основном обитал в зале управления, подальше от камер.

– С прискорбием сообщаю, – говорил он, – что наш друг Элиас Хаддад, ценный член никтианского сообщества, скончался. – Голос был низкий и печальный, как у политика, говорящего о трагедии.

Айрис и Эбби еще не вставали.

– Что?! – Обе не поверили своим ушам.

– Элиас выбрался из Центра и задохнулся в атмосфере, – продолжал Питер. – К счастью, для него все закончилось за несколько секунд, и страдал он недолго. Я очень сожалею, что приходится сообщать вам эту ужасную новость. Если вы хотите попрощаться с Элиасом, присоединяйтесь к нам в кафетерии прямо сейчас.

На сей раз в кафетерии не завтракали. Панихида. Речей никто не произносил. Питер вообще не появился. Норман тоже отсутствовал. Только тело Элиаса на столе, обернутое белой простыней, как мумия. Открыто было только красивое лицо. Кто-то плакал, кто-то кричал, кто-то брюзгливо ворчал. Многие уходили. Явное немое предупреждение никтианцам: не высовывайтесь наружу, не то умрете. Всего этого не показывали ни по телевидению, ни в интернете. На один час прямую трансляцию прекратили, заменив скупым сообщением о смерти Элиаса.

Айрис никогда так близко не видела покойника, не говоря уже о мужчине, с которым у нее был секс. Насколько она знала, ни один из ее бывших любовников не умер, чего, конечно, она не могла утверждать со стопроцентной уверенностью. Она вспомнила, как смотрела документальный фильм о животных, где слоновья семья и их друзья-слоны с отчаянной нежностью тыкались в мертвого слоненка.

«Проснись, маленький, – будто восклицали они на своем слоновьем языке, – проснись!»

Айрис хотела прикоснуться к Элиасу, хотела потрясти его за плечи, разбудить. Погладить его по блестящим черным волосам и вдохнуть аромат его макушки. Легонько провести пальцами по его длинным ресницам и потрогать его колючую бороду. Но ее осудили бы. Решили бы, что она помешалась, раз касается тела вот так, с любовью, при том что она ему не мать, не сестра и не жена. Тело Элиаса, лишившееся души, казалось ей дорогим и одновременно жутким.

Мысли у нее путались. «Сосредоточься, пожалуйста. Элиас мертв, – уговаривала она себя. – Он умер. На самом деле». Она бросила на него взгляд. Словно просто спит, хотя кожа какая-то слишком гладкая и неестественно бледная. Все это похоже на шутку. Этот безжизненный предмет – не Элиас. Просто его оболочка. А сам он где-то еще. Рот Айрис скривился было в усмешке – но ничего смешного не было, совсем ничего. Закрыв лицо руками, она подождала, пока позыв смеяться пройдет.

Позднее, когда Земля их уже видела, никтианцы снова собрались в кафетерии. На этот раз лицо Элиаса было закрыто. Шон произнес короткую речь – он и оказался соседом Элиаса по комнате. Айрис этого не знала. Женщины плакали. Некоторые мужчины тоже, но менее бурно. «Как им повезло, – отметила про себя Айрис, – они способны сдерживать свои эмоции». Но вообще-то она почти не думала. Даже не прислушивалась к речи. Сплошная мешанина слов, будто доносящихся из другой комнаты. Она была сама не своя и безутешно рыдала. Не только по Элиасу – парню, которого не знала, отцу ее нерожденного ребенка.

Айрис воображала, как миллионы людей на Земле смотрят в интернете прямую трансляцию, их глаза полны слез очищения. Оплакивать смерть красивого парня на другой планете легче, чем плакать о себе. Наверное, его имя сейчас в топе упоминаний в твиттере. В Сан-Диего родители Элиаса, видимо, тоже смотрят, собралась семья, все рыдают. И, конечно, его мать заметила в кафетерии скорчившуюся Айрис с прижатыми к мокрому лицу руками.

«Кто эта глупая девчонка? – воскликнет она. – Почему она оплакивает моего сына?»

28

Разные разности

Мелкая морось, дождь, ливень – вода падает с неба, волосы мокнут, одежда становится влажной, все растет.

На следующий день после похорон Элиаса шел дождь, но Айрис не могла ощутить его своей кожей. Она лежала в постели, слушала, как он бьется в окно. Точно как в Лондоне.

Луна. Она как-то успокаивала. Всегда была на месте: круглая и белая, прибывающая и убывающая.

Мона. Мона. Мона. Мона.

29

Вся эта тоска

Эбби подняла голову и, сощурившись, посмотрела на Айрис.

– Можно задать тебе