Она молчит. Изучает меня. А затем…

Облизывает губы.

– Отлично. Я злюсь на себя за то, что ввязалась в эту историю. Злюсь, что испортила сегодняшнюю встречу, к которой моя сестра очень усердно готовилась, несмотря на сжатые сроки. Я бешусь, что у меня не хватает смелости сказать маме, что она была права и мне не следовало соглашаться на работу у Анджелы. Меня раздражает, что моя гордость важнее правды. И самое главное, – она оглядывает меня, – я никогда не презирала кого-то так сильно, как презираю тебя. Я думаю, что ты бесчувственный тип, который не считается ни с кем, кроме себя. Меня бесит, что я вынуждена полагаться на тебя, а ты на меня, и самое главное, – она переводит дыхание и впивается в мою руку, прижимающую ее к стене, – меня злит, что я считаю тебя привлекательным.

Ощущаю, как от желания с силой притянуть ее к себе на моем затылке выступают капельки пота.

Я видел, как она смотрит на меня. Замечал ее заинтересованный взгляд, но никогда раньше она не озвучивала свои чувства по поводу моей внешности.

И, черт, из-за этого моя сила воли дает сбой. Настолько, чтобы уступить…

– Не стоит злиться, твоя сестра получит еще один шанс. Я же говорил, у меня был важный звонок. – Смотрю, как губы Лотти слегка приоткрываются, достаточно, чтобы соблазнить.

Достаточно, чтобы свести меня с ума. И ослабить мою силу воли.

– Я тебе не верю, – говорит она тихо, но решительно, и этот голос пробивает еще одну брешь в моей стене.

Сильнее сжимаю ее тело.

Большим пальцем поглаживаю мягкую ткань халата.

И к моему удовлетворению, с ее губ срывается низкий, едва слышный стон.

– Думаю, Карла уже связалась с твоей сестрой по поводу новой встречи. – Притяжение между нами усиливается, а мне безумно хочется коснуться ее иначе, скользнуть рукой под этот халат. – С этим разобрались. Что касается твоего чувства вины за то, что ты не сказала маме правду, это твоя проблема, и меня она не касается.

Крепче сжимаю руку Лотти, которую прижимаю к стене, и когда ее пальцы обвиваются вокруг моих, дает о себе знать другая часть меня. Потребность в этой женщине обрушивается на меня, и я чувствую, что уже на грани.

Продолжаю:

– И твоя ненависть ко мне… ты должна знать, это чувство не взаимно.

Ее пронизывающий взгляд вторит моему, голос дрожит, когда она произносит:

– Ты всегда демонстрировал неприязнь по отношению ко мне. – Но дрожь в голосе не соответствуют смелости, когда она берет мою руку, лежащую на ее теле, и медленно двигает ее к центру….

Пока мои пальцы не касаются пояса ее халата.

Не искушай меня.

Возможно я разделяю бизнес и удовольствие, но когда грань начинает стираться, мысли путаются, меня уже не остановить.

И я чувствую себя сбитым с толку.

Чертовски растерянным.

Я колеблюсь, это неправильно, но меня тянет к ней.

– Может быть, раздражение, злость, но не ненависть. Ты единственная, кто демонстрировал отвращение к моей персоне. – Я играю с шелковым поясом. – Я не имею ничего против тебя.

– Лжец, – бросает она.

– Почему ты не доверяешь мне?

– У меня не было повода для доверия, – отвечает Лотти. Ее рука скользит по моей груди и останавливается на плече, оставляя за собой теплый след.

Провожу зубами по нижней губе и осторожно тяну за пояс ее халата.

Лотти не протестует.

Вместо этого придвигается ближе ко мне.

О, черт. Я едва контролирую себя, понимая, что вот-вот сорвусь.

И взорвусь.

– Разве я отказался от своих слов?

– Нет, – часто дыша, произносит Лотти и выгибает спину. От этого движения ткань ее халата натягивается. Я смотрю на ее грудь, где отвороты халата опасно расходятся в стороны. Черт, как выглядит эта великолепная грудь обнаженной? Чувствительная ли она? Если я возьму ее в рот, будет ли Лотти стонать от удовольствия?

Не в силах сдержаться, я еще раз дергаю за пояс, ослабляя один конец. Маленький вырез дразнит меня, еще больше искушая. Он заставляет жидкий огонь пульсировать в моих венах.

Черт, Хаксли, что ты делаешь?

То, чего делать не должен.

Но черт подери, Лотти такая соблазнительная. Я знаю, что под этим халатом нет ничего, лишь ее идеально гладкое тело. Опускаю взгляд на ее грудь и получаю удовольствие, когда вижу, как твердые соски трутся о шелковую ткань. Они такие маленькие, такие чертовски сексуальные.

Пытаясь сосредоточиться на нашем разговоре, я спрашиваю:

– Итак, если я всегда выполнял обещания, почему между нами нет доверия?

Лотти касается моего затылка и играет с волосами.

– Потому что ты коварен.

– Обычно нет. – Меня так и подмывает дернуть за пояс и распахнуть халат. Но я стою на месте.

– Прости, если не могу поверить тебе на слово.

Прикусывая губу, я спрашиваю:

– Хорошо, и как я могу доказать тебе, что достоин доверия?

Ее взгляд затуманивается, когда она убирает руку с моей шеи и проводит ею вверх по телу к ткани, едва прикрывающей грудь. Дразня меня, она проводит пальцами по участку обнаженной кожи, виднеющейся в вырезе халата. И у меня практически текут слюни от этого вида.

– Не отказывайся от своих обещаний.

– Я и не отказываюсь.

Лотти смотрит мне прямо в глаза и говорит:

– Даже от тех, которые не высказал вслух. – Затем, удивляя меня, она развязывает пояс халата, полы распахиваются, обнажая ее тело.

Ох.

Вашу мать.

В считаные секунды мое возбуждение нарастает. Но вместо того, чтобы уйти или коснуться ее, я решаю помучить себя и медленно разглядываю Лотти, начиная с груди, где халат едва прикрывает соски, возбуждая меня. Затем мой голодный взгляд перемещается вниз по упругому животу к абсолютно гладкой киске. От этого вида во рту пересыхает. Она показывает не все, но и этого достаточно, чтобы свести меня с ума. Чтобы подтолкнуть меня к краю.

Лотти проверяет меня. Смотрит, как далеко я зайду. Как же мало она знает…

Я начал это.

Именно я прижал ее к стене. Я потянул за концы пояска.

И я тот, кто должен это закончить.

– Как я и думала, – произносит она. – Ты не способен довести начатое до конца. Как и в случае со встречей.

– Я же сказал тебе, я не мог предотвратить то, что произошло сегодня.

– Мог, но решил этого не делать. – Стискиваю зубы. – А сейчас я стою здесь перед тобой почти голая. Разве не этого ты хотел? Контролировать меня? Контролировать мое тело? И вместо того, чтобы довести дело до конца, ты стоишь как ни в чем не бывало.