Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…московский пахарь, раб мой! Да будет тебе ведомо, что мы намерены были, разграбив твои земли, схватить тебя самого, запрячь в соху и заставить тебя сеять золу. Как мои предки поступали с твоими прадедами, так и я хотел поступить с тобою, даже еще более оказать тебе внимания: я, заковав тебе ноги в колодки, велел бы тебе копать отхожие места. Я бы показал твое значение и сделал бы тебя посмешищем целому миру.
Я пришел на тебя, сжег твой город, хотел твоего венца и головы, но ты не пришел и не встал против нас, а еще хвалишься, что «Я, дескать, московский государь»! Если б были в тебе стыд и мощь – то ты бы пришел и стоял против нас. Захочешь быть с нами в дружбе – отдай наш юрт, Казань и Хаджи-Тархан.
Московщина состояла из великороссиян… и возвысился над всеми великороссиянами царь московский, а возвысился он, кланяясь татарам, и ноги целовал хану татарскому – бусурману, чтоб помогал ему держать в неключимой неволе христианский народ великороссийский.
После разгрома в начале XVI в. последних поистине жалких остатков Большой Орды и окончательного превращения Крымского улуса в самостоятельное государство – Крымский Юрт, или Крымское ханство, местные правители уверенно заявили о своих правах на все золотоордынское наследие. Это вылилось в кровопролитное продолжение борьбы с Астраханским ханством, которое полвека спустя, в 1556 г., покорит московский царь Иван IV Грозный, и относительно успешные попытки поставить в зависимое положение от Крыма Казанское ханство, где одно время удалось утвердить не просто союзного крымцам правителя, но родственника и прямого ставленника Менгли Герая. Впрочем, и Казань была к середине XVI в. существенно ослаблена, а в 1552 г. завоевана Иваном Грозным.
Главным же соперником Крымского ханства в борьбе за наследие Золотой Орды стали не родственные этнически татары Казанского и Астраханского ханств, а московиты, заявившие и воплощавшие в жизнь последовательную политическую программу «собирания русских земель» вокруг Москвы. Она была направлена как против уже названных татарских ханств на юго-востоке, так и против Великого княжества Литовского на западе, и в том и в другом направлении неизбежно входя во взаимодействие с политикой Крымского ханства. При этом, с точки зрения Крымского Юрта, ныне уже Великого Улуса («Улуг Улус»), и Казанское, и Астраханское ханства и, на что особо следует обратить внимание, Великое княжество Московское были обычными рядовыми провинциями. Нам, привыкшим смотреть на события того времени из победившей в итоге Москвы, это может показаться странным, но взгляд из Крыма того времени был именно таким, и, что самое важное, московские князья были во многом заложниками не только современной им политической ситуации, но и современного им политического мировоззрения.
Крымский хан Менгли Герай изначально, на рубеже XV–XVI вв., действовавший в союзе с Москвой против остатков Большой Орды и Великого княжества Литовского, очень скоро, уже к концу первого десятилетия XVI в., приступает к пересмотру союзнических отношений с Великим княжеством Московским. Действительно, после ликвидации Большой Орды, захвата ее тронного шатра и инкорпорации последышей в свой состав Крым не только получил право считаться главным, великим Юртом среди продолжавших существовать татарских государств, но и потерял всякий стимул поддерживать союзнические отношения с московитами. Отныне хан заявлял о своем верховном по отношению к московскому князю и впоследствии царю статусе и требовал выплаты традиционной дани – поминок. Международная ситуация, вызвавшая к жизни крымско-московский союз, впоследствии никогда не повторялась, и отныне Москва и Крым противостояли друг другу как откровенно враждебные государства. При этом именно Москву крымцы прозорливо выделили как наиболее опасного противника на международной арене, обоснованно опасаясь ее больше, нежели Великого княжества Литовского и возникшей со временем Речи Посполитой. Принудить московского правителя к повиновению можно было только силой, за чем у крымских ханов дело не стало – лишь за первую половину XVI в. на московские земли было совершено 43 крупных набега, а за вторую – уже 48.
Активизация военной деятельности Крымского ханства в направлении московских владений припадает на 1507 г., когда в конце июля «пришла весть к великому князю Василию Ивановичу всея Руси, что идут многие люди татары на поле, а чают их приход на украину (так назывались пограничные, порубежные земли княжества, выходившие своими открытыми для вторжения просторами к Дикому полю), на Белев и Белевские места и на Одоевские и на Козельские места». Князь направил против агрессора московских воевод Ивана Хомского и Константина Ушатого и «там велел быть с воеводами князю Василию Одоевскому, да князю Ивану Михайловичу Воротынскому, да наместнику козельскому князю Александру Стригину». Предотвратить набег все же не удалось – пока неповоротливое московское войско добралось лишь до Воротынска, поступило известие, что татары уже покинули русские пределы: «пришла весть к ним, что татары многие люди взяв на украине много полону, прочь пошли». Впрочем, значительная добыча существенно замедлила передвижение татарского войска, что дало русским полкам возможность догнать их и разгромить. Как сообщают источники, «пошли за ними на поле в погоню и догнали их на Оке, многих татар избили, а иных живых поймали, а полон весь назад возвратили, и гоняли их до реки до Рыбницы месяца августа в 9 день». Захваченные живьем пленные сообщили, что «приходили на украину крымские татары Зянь-Сеит мурза, Янкуратов сын, с товарищами».
Как видим, первая серьезная проба сил на московском направлении оказалась для Крымского ханства неудачной, однако Менгли Герай не переставал планировать дальнейшие походы. Литовские источники сообщают, что крымский хан «сына своего Магмет-Гирея салтана в головах и иных сыновей своих на неприятеля нашего московского землю воевать послал». Поход был сорван лишь из-за вторжения ногайцев – ханским сыновьям пришлось вернуться для защиты родных рубежей. К нападению гордых кочевников, не желавших признавать над собой власть крымского хана, активно подстрекал и Василий ІІІ (1505–1533 гг.). Сорвался и следующий сефер, намеченный на зиму 1507/08 г., когда крымский правитель планировал «многих людей своих послать Московскую землю воевать». Не вышел он и летом 1508 г., на что жаловались польские послы, рассчитывавшие этим набегом ослабить московитов: «Тем нанешним летом, сам своею головою и всеми сыновьями, на коня хотел сесть и неприятеля нашего московского сказнить», однако же «ни сынов своих, ни войска своего в его землю не послал». Видимо, и это было связано с продолжавшей оставаться актуальной угрозой со стороны ногаев.
Серьезной проблемой в отношениях Крыма и Москвы ранее стала ситуация, сложившаяся вокруг особы названного сына Менгли Герая Абдул-Латыфа, которого уже в 1497 г. великий князь московский вначале возвел на казанский престол, но вскоре сместил, поскольку тот начал проявлять не в меру независимый характер, не признавая никакой зависимости Казани от Москвы. Крымский хан, тогда еще дороживший отношениями с Московским княжеством в контексте борьбы с остатками Большой Орды, не возражал против отставки, однако его оскорбило, что знатного татарина Абдул-Латыфа отправили в ссылку. Менгли Герай гневно вступился за пострадавшего, даже пригрозил расторжением союза, и ссыльного вернули к великокняжескому двору, однако назад в Крым, как ни просил этого хан, не отпустили. Уже это полупочетное пленение вносило разлад в отношения Крыма и Москвы.