Опасения Москвы должны были существенно усилиться после того, как в 1516 г., благодаря внутреннему конфликту в Ногайской Орде, она перестала быть опасной для Крымского ханства – ее предводитель Шигим признал Мехмеда Герая своим господином и обещал не только не нападать на Крым, но и всячески помогать хану в борьбе с его врагами. Еще более сблизились ногайцы с крымцами после того, как были в 1519 г. вытеснены со своих земель за Волгой пришедшими туда казахами и вынуждены были бежать в северопричерноморские степи, прося приюта и защиты у крымского хана.

После смерти в апреле 1515 г. хана Менгли Герая новый крымский правитель Мехмед І Герай (1515–1523 гг.) на волне внушительных успехов татарского оружия выдвинул московитам весьма существенные и абсолютно неприемлемые для великого князя Московского требования: вернуть Смоленск королю Сигизмунду, передать в подчинение Крымскому ханству восемь северских городов, отпустить удерживаемого в заточении Абдул-Латыфа. Василий ІІІ, не желая сразу отвечать резким отказом, затягивал переговоры и всячески демонстрировал дружелюбие – разрешил Абдул-Латыфу «к себе ходить и на потеху с собой ездить». Мехмед Герай также был заинтересован в паузе в отношениях Крыма с Москвой в связи с разразившейся очередной войной с Ногайской Ордой. Это, впрочем, отнюдь не означало, что набеги меньших отрядов под предводительством беев и мурз не беспокоили окраины московских земель.

Усугубила и без того сложную ситуацию тяжелая болезнь самостоятельно правившего в Казани Мухаммед-Эмина. Первым наследником казанского престола после его смерти согласно всем правилам должен был стать Абдул-Латыф. Эта кандидатура не устраивала Василия ІІІ, и хотя он признал Абдул-Латыфа будущим казанским ханом, но вынашивал планы посадить в Казани совершенно другого правителя – Шах-Али, наследника рода Намаганов – разгромленных ханов Большой Орды и злейших врагов Гераев. Это явно было известно в Крыму, и недовольство Мехмеда Герая своим зависимым данником, каковым он считал великого князя московского, нарастало. Для Москвы же утверждение кандидатуры Шах-Али было принципиальным вопросом – уродливый, малоприятный и неспособный к самостоятельному правлению ханыч был на казанском престоле гораздо выгоднее и предпочтительнее самостоятельного правителя, состоящего, к тому же, в родственных и союзных отношениях с династией крымских Гераев.

В таких условиях и Крым, и Московия готовились к войне: Крымское ханство – к наступательной, Великое княжество Московское – к оборонительной. Очередной большой поход крымского хана на московские земли был предпринят в 1517 г. Уже зимой Василию ІІІ сообщали о том, что крымские татары «рать хотели послать на твою украину». Князь приступил к подготовке обороны. «С Петрова дня (29 июня) в Серпухове был брат великого князя Андрей Иванович, а с ним великого князя два боярина, князь Дмитрий Владимирович Ростовский да Семен Иванович Воронцов». Личное участие брата великого князя в подготовке к отражению вторжения свидетельствовало о неординарности событий.

Московский посол в Крыму Василий Шадрин сообщал: «Вышел Али-царевич за две недели до Ильина дня (20 июля) со всеми людьми, а с ним Уметь-царевич, Ахматов сын, да Озибек-царевич, а пошли на великого князя украины со всеми людьми». Крымцы двигались обычным походным порядком по направлению к Туле, отправляя отдельные отряды разграблять окрестное население и собирать полон. Московское войско, заранее хорошо подготовленное к отражению вторжения, на этот раз не ограничилось отсиживанием за безопасным рубежом Оки и выступило навстречу татарам «в поле», чтобы помешать им захватывать ясырь. Летописец писал: «Большие воеводы послали вперед себя против татар детей боярских не с многими людьми, Ивашку Тутыхина да Волконских князей, и велели им со всех сторон татарам мешать, чтобы не дать им воевать, а сами воеводы пошли за ними на татар».

Действия высланных навстречу татарскому вторжению московских войск были достаточно успешными. Летописец отмечал: «Ивашка Тутыхин с товарищами, прийдя, начали мешать татарам со всех сторон и не дали им воевать, да и у них многих людей побили». Когда же подоспело основное русское войско во главе с «большими воеводами», татарам и вовсе пришлось ускоренно отступать, бросая добычу, пленных. При этом важную роль в разгроме армии вторжения сыграли тульские крестьяне, нападавшие на отступавшие татарские отряды: «Наперед им зашли по лесам пешие люди украинные и им дороги засекли, и многих татар побили. А спереди люди от воевод, подоспев, конные начали татар топтать и по бродам и по дорогам их бить, а пешие люди украинные по лесам их били».

Разгром крымцев был достаточно существенным, летописцы удовлетворенно писали, «тогда много побили татар на Глутне, и по селам, и по крепостям, и на бродах, а полон алексинский весь отполонили», «а иные татары в реках потонули, а иных живых поймали». Большими были и человеческие потери крымцев. Источники отмечают: «Как узнали от достоверных, паче же и от самих татар, которые пришли после того из Крыма, мало их от 20 тысяч в Крым пришли, и те пешие, и босые, и нагие»; «всех их ходило тысяч с двадцать, а пришло их в Крым только, говорят, тысяч с пять, да и те пешие и нагие, а, говорят, всех на украине побили».

Столь же плачевно закончился для татар и осенний поход того же 1517 г.: «Той же осенью, в ноябре, прислал к великому князю Василию Ивановичу, государю всея Руси, слуга его князь Василий Иванович Шемячич своего человека Михаила Янова с тем, что приходили татары крымские на украину, на их отчину на Путивльские места. И князь Василий за ними ходил и дошел (догнал) их за Сулою, и многих татар побил, а иных переимал (захватил в плен), а языки (захваченных осведомителей) к великому князю прислал».

Именно в это время, 19 ноября 1517 г. скоропостижно скончался якобы от неизвестной болезни Абдул-Латыф, поселенный в Подмосковье для видимого ожидания скорого возведения на Казанское ханство после смерти Мухаммед-Эмина. Причастность великого князя московского к смерти наследника казанского престола была очевидна, и это отнюдь не способствовало улучшению его отношений с Крымом. Хотя московиты даже допустили к смертному одру Абдул-Латыфа крымского представителя, чтобы тот убедился в том, что смерть не была насильственной.

Было, впрочем, обстоятельство, смягчавшее гнев крымского хана. Дело в том, что следующим законным наследником казанского престола после смерти бездетного Абдул-Латыфа должен был стать кто-либо из сводных братьев казанских ханов – детей Менгли Герая. Младшего из своих сыновей, Сахиба Герая, хан давно уже наметил на эту роль, и потому Мехмед Герай, узнав о смерти Абдул-Латыфа, уверенно уведомил московского князя Василия о том, что после смерти тяжелобольного Мухаммед-Эмина Казанское ханство возглавит Сахиб Герай: «Казанский Магмед-Аминь, сказывают, болен, и я брата своего Сагиб-Гирея на тот юрт изготовил!» Московский князь предпочел до поры до времени промолчать, потому что в случае отказа крымский хан не замедлил бы начать войну. Все должна была разрешить смерть уже стоявшего одной ногой в могиле Мухаммед-Эмина.

В декабре 1518 г. Мухаммед-Эмин, обессиленный мучительной болезнью, скончался. Сахиб Герай уже готовился отправиться в Казань, когда грянул мятеж калги Ахмеда Герая, и хану Мехмеду Гераю пришлось несколько скорректировать свои планы. Заминка в Крыму как нельзя лучше сыграла на руку Москве, дав Василию III время и возможность утвердить на казанском престоле своего ставленника Шах-Али. Привезенный весной 1519 г. в Казань в сопровождении внушительного русского военного отряда, молодой хан – ему было всего тринадцать лет – подписал с великим князем Московским договор, который не только восстанавливал зависимость Казанского ханства от Москвы, но делал ее абсолютной. Крымцы крайне возмутились случившимся, и было понятно, что новый поход крымского хана против Москвы – вопрос самого ближайшего времени. Недовольство властью нового хана, полностью зависимого от московитов, выказали вскоре и сами казанцы, оскорбленные практически открытой оккупацией их государства и натерпевшиеся от разнузданного поведения московского ставленника.