Кикимора молчала. Видать тяжело ей было тащить Добрыню.

— Никитич! — дружно завопили Алеша и Илья. —Все путем! Не бойся, это не чудище, а сестра твоя будущая!

— А? — Добрыня перестал вырываться и изумленноуставился на своих товарищей. — Ребята! Живы!

— Живы! — крикнул Иван. — А я Кащея побил!

— Молодец! — обрадовался Добрыня, оказавшийся натвердой почве. — А чего вы про сестру мою будущую говорили? — и онопасливо покосился на Лизу. Та зарделась.

Добрыне кратко объяснили ситуацию. И про примирение Ильи сАленой поведали, и про подвиги Ивановы.

— Рад за вас, — тихо сказал Добрыня, выслушавбогатырей. — Что ж, хоть кому-то из нас судьба ласково улыбнулась.Отрадно, отрадно...

Усевшись на бережку Добрыня стянул сапоги, выплеснул изкаждого по полведра водицы, потом принялся вдумчиво, основательно выжиматьпортянки. Илья с Аленой переглянулись.

Кому как ни им была понятна печаль Добрыни! ЗабавушкаПутятишна, дочь Владимира, давняя любовь Добрыни Никитича, по прежнему ходила вдевках...

Илья хлопнул кулаком по скатерти-самобранке. Так сильно, чтов Смородине вода плеснула, а с деревьев листочки принялись осыпаться.

— Не бывать такому, что мы оженимся, а ты в холостякахостанешься! — грозно воскликнул Илья. — Значит так. Идем к Владимиру,да и говорим: или отдавай дочку за Добрыню, или...

— Или? — заинтересовался Смолянин. — Меняочень волнуют альтернативы!

— Или осерчаем, — зловеще добавил Илья. —Алешу и Ивана не спрашиваю, а тебя, толмач, и тебя, мудрец, перед вопросомпоставлю! Поможете нам?

— С удовольствием, но полномочий не имею, —грустно сказал Кубатай. — Впрочем, словом мудреным, да обхождениемвежливым, всегда помочь могу.

— И на том спасибо, — согласился Илья. — Ты,толмач?

— У меня отпуск кончается, — засуетилсяСмолянин. — Боюсь, не успею вернуться вовремя, мне Кейсеролл головуоторвет. А вот яичко золотое, для ублажения княжеского взора, могу от душиоторвать.

Илья подумал и кивнул:

— Оторви уж пару яичек. Мы и Василисе презент преподнесем.

Смолянин пошевелил губами, потом кивнул:

— Ладно, пару. Все равно я в прибыли.

На том и порешили. Илья с Аленой пошли плот сколачивать, аИван, по дурости своей любознательный, к Добрыне с вопросом подъехал.

— Добрынюшка, а не было ли чего дивного в подводномцарстве?

— Было, — согласился Добрыня. — Примерещилосьмне, что я не Добрыня-богатырь, а простой парень по имени Завгар. Неплохойвроде парень, умный, но сложения не богатырского. То ногу сломаю, то другую.Скучная, одним словом, жизнь. А потом поехал я на Русь, богатырем стал... Норассудив трезво решил я, что галлюцинации эти были мороком, Кащеем напущенным.И больше их вспоминать не собираюсь.

Так Иван и не удовлетворил толком любопытство, не узнал, чемзанимался Добрыня в прошлой жизни. А вскоре и плот подоспел, сели на него всейкомандой и в путь отправились. Плыть не в пример легче было. Кикимора Лиза топлот подталкивала, плывя за кормой, то встречных русалок распугивала, не давалаим петь песни свои завлекательные.

А уж сколько радости было, когда к бережку пристали, даконей своих увидели! Те, бедненькие, уж и травку всю выщипали, и листочки сдеревьев пообрывали. Рассупонили их богатыри, разнуздали, водичкой сладкойнапоили. Иван на радостях Гнедка в губы поцеловал!

Немножко по направлению к Киеву вместе проехали, а потомтолмач прощаться стал.

— Богатыри! — улыбаясь сказал он. — Рад я былс вами познакомиться, но пора и честь знать. Отправлюсь я к себе на родину, ивсем буду про вас рассказывать.

— Это правильно, — благосклонно кивнул Алеша.

— Привет Кейсероллу, — сказал Кубатай. — Уменя в Киеве еще дело есть, так что я завтра приеду.

— Увижу — передам, — похихикивая сказалСмолянин. — Видишь ли, Кубатайчик, ухожу я из ДЗР.

— Чего? — поразился Кубатай. — На что тыжить-то будешь? Кому твой русский язык нужен, кроме нашей конторы?

Смолянин гордо потряс в воздухе кулечком с яйцами.

— Вот оно — мое будущее! Организую я компанию,назову ее «Я+Я». Буду яйцами торговать.

— Почему «Я+Я»? — изумился Кубатай.

— «Я плюс Яйца»! — пояснил Смолянин. — Звучит?

— Ну, в общем, да, — признался Кубатай. —Только ж яйца твои кончатся быстро, вот и прогоришь.

Смолянин загадочно улыбнулся.

— Во-первых, золотые яйца товар дорогой, штучный, налюбителя. А во-вторых — он невольно схватился за поясницу, —во-вторых прав был Манарбит.

— В чем прав?

— Остаются кое-какие свойства после пребывания вэтномагическом поле! — загадочно изрек толмач и пришпорил коня.

Кубатай, разинув рот, следил за стелющимся за Смоляниномоблаком пыли. Потом тревожно сказал:

— Что ж мне-то останется? А, Иван?

— Весной увидишь, — дипломатично предположилдурак.

Кубатай кивнул и сказал:

— Придется мне с Кейсеролла молоко требовать завредность работы. Молоко... и сливочки, и сметанку...

Так и поехали дальше — Илья с Аленой и Алеша с Лизойсчастливые, Добрыня — надежд преисполненный, Кубатай — задумчивый, аИван-дурак, по обыкновению, радостный.

А при дворе князя Владимира тем временем начинался бал. Былаприглашена вся знать русская, послы кавказские, половецкие, и печенежские,татарва пленная да киргизы заезжие. Столы ломились от икры, блинов да зеленавина.

Лишь Василиса Прекрасная, сидя в своей горенке, пребывала вглубокой печали. Марья-искусница, помогающая ей одеваться, пыталась успокоитькнягиню.

— Ваше высочество, верьте ему! Он успеет! Он такойпрыткий! Да и мудрец заморский с ним.

— Прыткий, прыткий, — грустно повторилаВасилиса. — Все они прыткие, на обещания-то... Ах! Что же мне делать?Честь моя под угрозой!

— Первая часть Киевского бала! — заявилзаглянувший в горницу паж. — Василиса, тебя князь кличет!

— Ах! — закатив глаза произнесла Василиса. —Совру, что забыла сережки на тумбочке. Но если ко второй части бала дурак неприедет — конец мне.

— А значит — и всей земле русской, — горькопрошептала Марья. — Татары вконец обнаглели, предлагают Владимиру на дочкеих хана ожениться! Сделать женой младшей, любимой... Попадет тогда Русь под иготатарское!

Василиса кивнула.

— На двоеженство Владимир не пойдет. Знает, что слаб помужской части. А вот если со мной разведется — конец... Ох, Марьюшка, бытьбеде!