По кочкам тем временем грациозно вышла на бережок кикимора.В кружевном платьице она показалась Ивану не такой уж уродливой. А чтозеленая... Так ведь и сам — не беленький... Кубатай галантно подал дамеруку и сказал:

— Рад за вас, очень рад. Примите мои поздравления,прелестница.

— Ох, льстец... — смущенно залопотала Лиза.Кубатай подхватил ее за пояс, и повел по кочкам. Следом двинулись Иван сАлешкой и покряхтывающий Смолянин.

— А у нас тут, на болоте, чудо дивное случилось, —делился впечатлениями Алеша. — Представь, почудилось вдруг мне, чтоникакой я не Алеша Попович, а простой мужичок по имени Васасек. И не богатырь явовсе, а торговец мелкий, срамными картинками на базаре торговавший. Будто жиля в неведомой стране, а потом приехал на Остров Русь... — Алеша запнулся,и неуверенно продолжил: — ну да, вроде как на остров, и богатыремобернулся! Представляешь?

— Не бери в голову, Попович, — ласково успокоилего Иван. — То морок был, Кащеем напущенный. Ты — богатырь. Зовуттебя Алеша.

— Да, наверное, — задумчиво сказал Алеша. — Ябогатырь. Зовусь Васа... тьфу, Алешей! Вот сволочь, Кащей! Ладно, рассказывай,как побил ты ворога?

И дурак принялся вдохновенно врать, понимая, что не стоитзабивать другу голову неприглядной истиной. Так, за разговором, и болотофорсировали. На берегу привал разбили, пожевали, да спать легли. А утром дальшев путь тронулись. Впятером оно куда веселее было...

Вскоре и рощица бамбуковая, посреди которой дуб могучий рос,показалась. А от дуба доносился посвист страшный, от которого бамбук словно иваплакучая гнулся.

— Худо дело! — воскликнул Алеша. — То АленаСоловейкина! Вспомнила папашины фокусы, да и стала Илюшку свистом пытать!

— На помощь! — крикнул Иван, выхватывая кладенец.

И друзья побежали к дубу, лавируя между гнущимисябамбучинами и придерживая шапки, норовящие улететь вдаль. Кубатай храброразмахивал сабелькой, и даже миролюбивый толмач воинственно крутил над головойувесистую котомку.

Только возле дуба остановились они, и рты в недоуменииразинули. Потому что там, в огромном гнезде, сидели обнявшись Алена с Илюшей,да и свистели на два голоса, мечтательно в небо глядя.

— Ты губы трубочкой складывай, — поправлялаМуромца Алена. — А язык в глотку подбери, тогда свист заливистый дамогучий, как положено. Я же буду тебе подсвистывать, рулады выводить дивные...

Земля вокруг дуба была усеяна пустыми бутылками из-подзелена вина «Князь Владимир» и банановой кожурой. Видать, самобранка на славупотрудилась, чтобы помирить Илью с Аленой.

— Муромец! — заорал ошеломленный Иван. —Ты — свистишь?!

— Фрейдизм! — мудро изрек Кубатай, разглядываянасвистывающую парочку. — Вытеснение подсознательных комплексов. Илюша-тоСоловья кончил, потому что сам слуха музыкального был лишен начисто. А теперьон преодолел свое эго...

— А, ребята! — радостно воскликнул Илья. —Полезайте на дуб, мы вас свистеть научим! Кстати, как там с Кащеем?

— Побили мы его, — хмуро сказал Иван. — Но некончен еще труд наш богатырский! Надо сережки Василисе отдать, спасти ее отпозора, а землю русскую — от междоусобицы.

— Надо, надо... — вздохнул Илья. — Видать невремя мне еще от дел удаляться, да свистеть в свое удовольствие. Алена! Пойдешьза меня замуж?

— Еще спрашиваешь, охальник! — возмутиласьАлена. — После всего, что у нас было! После того, как свистели на дваголоса! Пойду!

И Алена с Ильей, не сговариваясь, с богатырской грациейспрыгнули с дуба. Когда пыль рассеялась, а банановая кожура улеглась, Ильязаключил друзей в объятия и воскликнул:

— Теперь бы нам еще Добрынюшку спасти! Эх, погудели бы!Ой, ребята, а чего случилось-то со мной! Привиделось мне, что никакой я не ИльяМуромец, а простой парень, с именем коротким — Яр, и силенкой, поболе чему простых людишек. Что живу я в Киев-граде, только город тот на наш Киев непохож. Бананы там не растут, и говорят не по-русски. И вот я, то есть этот Яр,почувствовал в груди томление, поехал сюда и обернулся богатырем. Вначалетридцать три года баклуши бил, как положено, а потом стал крепким да добрым...Чудо дивное, друзья! А что Алене пригрезилось — этого мы никогда вам не скажем.Все равно не поверите.

— То морок, Кащеем напущенный, — сказал Алеша иповернулся к Ивану. — Правильно говорю, Вань?

— Правильно, правильно, — закивал дурак. — Нучто ж, в путь?

— В путь, Добрынюшку выручать, — кивнулИлья. — Все в Киеве знают — Яр друзей в беде не бросает!

Иван с Алешей сделали вид, что не расслышали обмолвку, и онивсемером зашагали по дороге. Кубатай, по просьбе Ивана, исполнил песенку проАфрику, потом, на бис, спел еще несколько песен на заморских языках.

Вскоре к реке Смородине подошли.

— Что делать-то будем? — спросил Иван умудреца. — Подскажи, Кубатай!

— Логичнее всего было бы пойти в Киев, — началмудрец, но увидев лицо Ильи Муромца торопливо добавил: — Однако не бросатьже Добрынюшку! Давайте попробуем найти Садко, уговорить его вернуться кморскому царю, заменить Никитича...

— Долго, — отрезал Иван-дурак. — Что ж мы,вдоль всей Смородины будем идти, искать хитрого купца? Он же наверняка без делане сидит, торгует между делом.

— Такие низменные вещи мне в голову неукладываются, — вздохнул Кубатай. — Что ж, тогда кто-то из нас, самыйплавучий, должен отправиться на дно морское...

— Сейчас ты отправишься! — завопил Алеша,прикрывая кикимору грудью. Но Лиза отстранила его и гордо сказала:

— Прав мудрец! Я одна могу Добрынюшку спасти. Я иотправлюсь в путь к царю морскому. А ты, Алешенька, не волнуйся. Царя я знаю,мы с ним вместе когда-то росли. Почти как брат и сестра друг другу, только ещелучше. Уговорю!

С этим оптимистическим заявлением Лиза прыгнула в воду.Минут пять друзья стояли и наблюдали за безмятежной речной гладью, потомрасстелили самобранку и сели трапезничать.

— Лиза дело говорит, — успокаивал АлешуИлья. — Она одна способна Добрынюшку вызволить. Не по нраву мне вначалепришлась сия кикимора, а теперь вижу — душа у нее добрая. Будет она мнесестрой названной. И даже еще ближе.

— Она, она замечательная! — возбужденно воскликнулАлеша. — Спасибо, Муромец! И я тебе скажу — ты для меня — словноя сам, жена твоя — словно моя!

— Чего? — удивился Илья.

Алеша покраснел.

— Да это я так, по ошибке... Наливай, Илья.

Недолго пришлось богатырям переживать за судьбу Добрыни иЛизы. Волны речные забурлили, разверзлись, и из них показалась кикимора сДобрыней Никитичем на плече.

— Отпусти меня подобру-поздорову, чудище! — кричалДобрыня. — Не бери грех на душу, не неволь богатыря русского!