— Может, это и подтолкнуло экзаменационную комиссию на отрицательное решение ее вопроса, — предположил Гуров. — Насколько я понимаю, туда принимают людей, которые хотят учиться, могут учиться, а не тех, кто себя считает уже звездой. Не так?

— Возможно… Не знаю, Лев Иванович.

Интересно, думал Гуров, вот насколько я уже постиг особенности театрального мира, а до сих пор не могу определить, чем же сейчас может заниматься моя жена. Вот и на часах уже половина двенадцатого ночи. Нет, это в реальном мире половина двенадцатого ночи, а в театральном мире это половина двенадцатого вечера. Как раньше говорили: пополудни, пополуночи. Значит, сейчас половина двенадцатого пополуночи.

Гуров был далек от мысли, что Маша пустилась во все тяжкие, что она веселится на хмельной пирушке, последствия которой ой как непредсказуемы. Разумеется, были в их среде и такие женщины — любительницы всевозможных приключений и утех. Но своей жене Гуров верил. Во-первых, потому что он ее хорошо знал, во-вторых, он ее любил. А когда женщину любишь, ты ей веришь. И еще он всегда помнил, что Маша любит его. Она любит театр, искусство и… своего мужа.

Но не это смущало Гурова, который сидел перед телефоном и старательно представлял себе, чем же сейчас занята его жена в далеком городе, где находилась с театром на гастролях. Он никак не мог понять, по какому принципу у актеров строится день и в каком напряженном ритме они работают. Усталость актера — это вам не усталость сыщика или грузчика, она у них иного рода.

Труппа или большая часть труппы могла в данный момент праздновать окончание спектакля, или чей-то день рождения, или еще что-то. А могли и валяться по номерам на постелях и отдыхать, потому что именно сегодняшний спектакль дался им эмоционально несравнимо тяжелее, чем, скажем, третьего числа. Могли вообще гулять шумной театральной толпой по, скажем, набережной. Гулять, читать стихи, монологи, спорить и обсуждать. Такое за ними тоже водилось, особенно на гастролях в чужих городах.

Гуров решил, что со стороны выглядит сейчас глупо, и решительно набрал номер Машиного телефона.

— Лева? Что случилось?

— Ничего, просто соскучился. Решил сделать сюрприз и позвонить.

— В половине двенадцатого ночи?

— В половине двенадцатого пополуночи, — поправил Лев. — А у тебя усталый голос, Маша.

— Ох… просто у нас сегодня не все ладилось. Тяжело шел спектакль, да еще две подмены было. Мы с девочками только вернулись в гостиницу. Так, бродили по городу, любовались звездами. Ты же нас знаешь, Лева!

— Знаю. Хандрите!

— Наверное. А ты как там? Не голодаешь без меня? Как там Юра Калинин со своей девочкой?

— Все хорошо, Маша, не переживай. Ты извини, но я немного по делу звоню…

— Вот как коварны мужчины, — тихо рассмеялась Маша, — увлечь женщину, заморочить ей голову, а потом баáах по башке — «немного по делу». Что случилось-то, неугомонный ты мой? К корпоративу готовитесь, текст не получается?

— Мне нужно поговорить с Ветровым.

— С Костей? — удивилась жена, и в трубке на некоторое время повисла тишина. — А что… случилось?

— Ничего страшного, Маша! — попытался Гуров успокоить жену. — Ровным счетом ничего. Просто у вашего Ветрова была одна хорошая знакомая. Мне надо проконсультироваться с ним по ее… личности.

— О боже! Преступница?

— Машенька, — мягко, но с нажимом отозвался Гуров. — Ты знаешь правила…

— Хорошо, полковник, перезвони мне через пять минут. Я выясню, не спит ли еще Ветров, и попробую его подготовить. Не волнуйся, я не перестараюсь.

Пять минут тянулись довольно долго. Наконец отведенное на ожидание время прошло, и Гуров снова набрал номер телефона Маши.

— Але, полковник, — дурачась, отозвалась Маша. — Клиент готов, можно брать! Передаю трубку.

Какая все-таки она у меня умница, в который уже раз подумал Гуров. Ведь нашла интонации, нашла образ, чтобы не пугать человека, настроить его на необременительный, но все же серьезный разговор.

— Костя, добрый вечер, — сказал Гуров в трубку, едва услышав мелодичный баритональный тембр голоса Ветрова. — Я могу вас так называть?

— Конечно, Лев Иванович, что за разговор. Мария меня предупредила немного… Чем могу помочь доблестной полиции? О ком речь?

От Гурова не ускользнуло некоторое напряжение в голосе молодого актера. Видимо, он не был на сто процентов уверен, что его молодость и похождения настолько уж невинны и что ничего неприемлемого не всплывет в разговоре с высокопоставленным полицейским. Хорошо, хоть есть гарантия в лице Марии Строевой, что нежелательное останется в определенной тайне.

— Вы помните одну вашу знакомую, которую зовут Алина Игонина?

— Игонина, Алина? Н-ну, да, помню. В основном я ее помню по тем временам, когда мы все были абитуриентами. А потом, потом я с ней, кажется, пересекался раза три-четыре, но только мельком. А что случилось?

— Костя, рассказать я вам о причинах моего интереса пока не могу, а врать не хочется. Просто поверьте, что причина веская, раз я в полночь звоню в другой город и беспокою свою жену, вас. Согласны поверить мне на слово и ответить на мои вопросы?

— Безусловно, Лев Иванович, — с некоторым разочарованием в голосе проговорил Ветров. — Полагаю, что ерундой ваше ведомство не занимается. Так о чем пойдет речь?

— Постарайтесь спокойно выслушать мой вопрос и отреагируйте на него без лишних эмоций, желательно, чтобы окружающие не поняли, о чем идет речь. Хорошо?

— А рядом никого и нет. Я один в номере.

— Отлично. Теперь скажите, Костя, Алина Игонина была вашей любовницей?

— Алинка? — вполне искренне расхохотался актер. — Да вы что? «На абитуре», честно говоря, не до того было. А потом… Потом я ее уже не скоро увидел, да и не в моем она вкусе. Это я вам честно говорю!

— А может, вы слышали, кто с ней имел подобные отношения? Это очень важно, Константин!

— Ну-у, вообще-то, слышал. Только это было год, может, два-три года назад, я точно не помню. Это Максим Валович. Вроде с ним у нее любовь была. Где он сейчас и чем занимается, я не знаю. Он Щукинское окончил на два года раньше меня. Потом, кажется, в паре фильмов снялся и как-то потерялся. Парень был не без таланта, говорили, что его даже Олег Табаков в свою «Табакерку» звал.

— Хорошо, постараюсь найти Максима Валовича. А скажите мне еще, Костя, что вы думаете про Алину. Ну что она за человек, какая у нее душа?

— Душа? Ого, какие ныне вопросы полицию интересуют! Приятно слышать, что вам не чужда забота о человеческих душах, коллега! Вы, наверное, про стихи, которые она на вступительных экзаменах читала? Шумное было выступление, но ее не поняли. Да и стихи, на мой взгляд, несколько мрачноватые.

— Даже так? — насторожился Гуров. — А на память вы ничего не помните?