– Так вот почему она так бояласьРенальдо… – дошло до меня.

– Да, – грустно согласилсяЯцек. – Ей нужно было избавиться от него, и для этого понадобился Аллан.Лиза вообще первосортная актриса. Прикинется, когда надо, таким ангелом!

– Значит, ты знал, что Жана собираютсяубить, – протянула Наташка.

Яцек развел руками:

– Ну, дорогая, ты очень категорична. Япредставить не мог, просто не верил, что Лиза – она ведь была совсем ребенок –способна на убийство…

– Ну а что ты подумал, когда Жан чудомспасся, удержав машину? – продолжала допытываться Наташка.

– Ничего я не подумал, – началоправдываться Яцек. – Мало ли какие бывают случайности…

– А испорченный замок? – встрялаМаша.

Яцек угрюмо молчал.

«Что ему сказать, бедному?» – подумала я.

– Я любил ее, – наконец выдавил ониз себя. – Тебе, Натали, это трудно понять, ты прагматик, а я романтик, ия любил ее. Понимаешь?

– Понимаю, – неожиданно спокойноотреагировала моя подруга. – Я понимаю, что ты ее любил, но еще я понимаю,что никогда не сяду срать с тобой на одном гектаре!

От удивления Жаклин разинула рот.

– Давай собирайся, – повернулась комне Наташка, – я здесь ни минуты больше не останусь.

– Но уже ночь, – пробормоталаЖаклин, – идет дождь, дорога скользкая, а ты выпила…

– Тронута вашим вниманием, –усмехнулась Наташка.

С этими словами она ухватила мою сумку ибуквально вытолкнула нас с Машей за порог.

Январь в Париже безобразен. С неба вместоприличного снега сыплется нудный дождь, ветер забивается под пальто, холодно,промозгло. Холодно было и в кабинете комиссара Перье. Сам комиссар вырядился втолстую шерстяную фуфайку и стал похож на рекламу капель от кашля. Мы сНатальей сидели у стола, а комиссар мерил шагами небольшую комнату. Я искреннепожалела полицейского. Выдержать Наташкин напор неподготовленному человекутрудно. А Жорж Перье не успел подготовиться. Рано утром Наташка притащила меняна набережную Орфевр и, размахивая саблей над головой, понеслась в атаку.

– Это что же за дурацкие законытакие! – верещала она тонким от возмущения голосом. – Всем всепонятно, а арестовать некого. Я вам русским языком повторяю: Яцек сампризнался, что он все знал, можно сказать, потакал убийце! Вот и арестуйте его!

Комиссар тяжело вздохнул:

– Французским языком!

Наташка не поняла:

– Что?

Комиссар опять вздохнул:

– Вы говорили мне французским языком, ане русским. На русском я ничего не пойму. А арестовать месье Ярузельского немогу, у меня нет никаких оснований.

Я деликатно не стала напоминать ему о том, какон объяснял мне, что задержать человека совсем нетрудно… Наташка безнадежновзмахнула рукой:

– Вот вам и справедливость. Ваша Фемидане только с завязанными глазами, но и с заткнутыми ушами!

Комиссар потер покрасневшую шею:

– Вот что, дорогие дамы. Я сегодня неспал, всю ночь пришлось работать, и поэтому сейчас с чистой совестью уйдудомой. Но перед тем собираюсь пообедать. Если хотите, пойдемте со мной.

Мы захотели и отправились в небольшой ресторанчик.В зале стояло всего восемь столиков, посетителей, кроме нас, не было, и ЖоржПерье явно повеселел. Он весело подмигнул хорошенькой китаянке и сталобстоятельно заказывать еду.

Через час, наевшись до отвала, мы смаковалисовсем не китайский кофе. Комиссар закурил сигарету и посмотрел на нас:

– Ну вот, теперь я чувствую себя намноголучше. Все мужчины наполовину животные: поел, попил и доволен!

Наташка засмеялась:

– Да уж, сытый мужчина – ласковыйкотенок!

Жорж закивал головой:

– А теперь я, как частное лицо,подчеркиваю, как частное лицо, как ваш добрый хороший друг, изложу своисоображения. Во-первых, замечу сразу: мне ужасно мешала Даша. Вместо того чтобыспокойно подождать развития событий, она то и дело засовывала палку в осиноегнездо… Результат вы уже знаете – куча подозреваемых и ни одного обвиняемого.Ну ладно, давайте по порядку.

Когда Натали обратилась ко мне со своимиподозрениями, я внимательно пригляделся к узкому кругу родственников и друзейЖана Макмайера. Первое, что мне не понравилось, – это беседа с поваромЛуи. Он сказал, что в последнее время Жан опять начал принимать наркотики.

– Это вранье, – отрезала Наташка.

– Луи говорил, что в разных банках накухне он обнаруживал использованные ампулы. А ведь раньше молодой барон тожерассовывал, так сказать, пустую посуду по жестянкам с кофе, сахаром…

– Печеньем, – глупо встряла я.

– А, – оживился Жорж, – вы тоженаходили ампулы?

Я виновато замолчала: язык мой – враг мой. Ещевторой муж однажды в сердцах заорал, что длина моего языка сравнима разве что сдлиной языка муравьеда.

– Луи, конечно, забеспокоился и пошел кНатали, – продолжал комиссар. – А вы, – он повернулся кНаташке, – устроили мужу допрос с пристрастием.

– Да, – подтвердила та, – как вКГБ – свет в лицо и говори правду. Но он поклялся, что с наркотиками завязалнавсегда. Да и я не видела никаких признаков того, что он колется. В результатемы пришли к выводу, что кто-то просто издевается над нами.

– И это мне не понравилось, – сказалПерье. – Потом мы занялись Жаклин. Но здесь не обнаружили ничегоособенного, кроме обычного, бытового алкоголизма. Потом внимание привлек месьеЯрузельский. Запросили Варшаву и выяснили странную вещь – бывшая жена и дочьЯцека погибли несколько лет тому назад в автомобильной катастрофе. Значит, Андреникак не могла быть его дочерью. Кто же она тогда? Принялись копаться в прошломЖана Макмайера, и выплыли очень неаппетитные детали: мальчики, наркотики,безобразное поведение… Выяснилось также, что Эдуард Макмайер не являлся отцомЖана и Лизы. В его медицинской карте прямо указывалось на стерильность –результат детской болезни. Встал вопрос, кто же настоящий отец этих детей, и неему ли выгодна смерть Жана? Добрались до авиакатастрофы. Только начали копатьсяв этом деле, как погиб Жан.