Я смотрю на асфальт и размышляю об этом.

Дома я не теряю ни минуты – сразу же звоню Сэму и всё ему рассказываю. Про Оливера, его кофту и Тейлор. А потом и про Мику, про драку и про то, как что-то между нами непоправимо сломалось.

– Она со мной не разговаривает. Не знаю, что и делать.

– Ты пробовала ей писать? – спрашивает Сэм.

Я проверяю телефон.

– Спросила, добралась ли она до дома. Но она не ответила. Чувствую себя просто ужасно.

– Это Тейлор должна чувствовать себя ужасно, – отзывается Сэм, и голос его гневно звенит. – Поверить не могу, что она всё это тебе сказала! Джули, мне так жаль. Хотел бы я быть там. Сделать что-нибудь.

– Я бы тоже этого хотела.

Он выдыхает.

– Это всё моя вина.

– Сэм… ты… ты не можешь винить себя за это.

– Но как нет? – У него срывается голос. – Мика бы не лезла в драки, не чувствовала себя одинокой, и никто бы не говорил о тебе таких ужасных вещей, если бы я… если бы я только…

Он замолкает.

– Прекрати. Ты не виноват, Сэм. Ни в чём не виноват. И мне неважно, что там обо мне судачат!

Тишина.

– Но я чувствую себя таким бесполезным. Я никак не могу помочь, – наконец произносит он. – Даже Мике. Представить не могу, что бы я чувствовал, если бы потерял её. Ты хотя бы можешь с ней увидеться. Может, тебе стоит сходить к ней? Поговорить лицом к лицу?

– Не знаю, станет ли она меня слушать.

– Сможешь попытаться ещё раз?

– Я хочу. Но каждый раз, как мы заговариваем, я… мне приходится скрывать от неё секрет. И она это чувствует. Эта тайна – как стена между нами.

– Так что ты планируешь сделать?

Сомневаюсь, стоит ли ему об этом сообщать. Я боюсь его реакции.

– Хочу рассказать ей о тебе. Может, это всё исправит. Думаю, она поймёт.

Сэм молчит.

– Думаешь, не стоит?

– Не знаю, Джулс, – произносит он. – Не хочу, чтобы с нашими разговорами что-нибудь случилось.

– Но ты ведь сам сказал, что, может, ничего и не случится, – напоминаю ему я.

– Может, и так. Но это всё равно слишком рискованно, не находишь?

– Значит, ты думаешь, это плохая идея.

Сэм снова задумывается.

– Думаю, тебе самой придётся решать.

Я смотрю в окно и пытаюсь понять, как же мне поступить.

– Иногда мне очень хочется услышать от тебя парочку ясных ответов.

– Прости. Но у меня их нет.

Ждать я не собираюсь. И оставлять всё так, как есть, с Микой – тоже. Меня съедает вина, и внимание моё снова рассеивается.

На подъездной дорожке у её дома лежат длинные тени. У гаража припаркован минивэн – значит, родители тоже дома. Надеюсь, дверь откроет её мама: каждый раз, когда мы с Микой ссорились, она выступала миротворцем.

Слышу шаги. На входной двери Мики куча замков и цепей, и я слушаю, как их все открывают, один за другим. Она приоткрывается совсем на чуть-чуть, и в щель выглядывает Мика. Через одну из цепей, которую не сняла.

– Ты чего тут забыла?

– Хотела поговорить.

– О чём?

– О чём угодно.

Мика молчит и просто смотрит на меня.

– Можно войти? – Я набираюсь смелости.

Мика, судя по всему, в самом деле размышляет над тем, могу ли я войти. Дверь закрывается, и я понимаю, что ответ, похоже, «нет». Но потом звенит последняя цепь, и дверь открывается снова.

Мика молча разворачивается, я снимаю обувь и следую за ней по коридору.

Над чайником на плите поднимается пар, и Мика выключает газ. Я замираю под аркой у входа в кухню. Мика заглядывает в шкафчик.

Что-то в этом доме изменилось… Я принюхиваюсь. Ладан?

Запах идёт из другой комнаты. И, раз уж Мика пока занята, я решаю разведать, что к чему.

В зале стоит деревянный шкаф, и там, на средней полке, стоит серебряная чаша, из которой поднимается дым. Рядом с ней устроилась тарелка с фруктами.

Я помню этот шкаф: он был в этом доме и несколько лет назад, а на нём – куча фотографий членов семьи Мики, которых я никогда не встречала. Она как-то упомянула, что это её предки. Знак уважения к мёртвым.

А потом я замечаю фотографию Сэма – раньше её здесь не было. Он в своей неизменной клетчатой рубашке, улыбается на фоне ясного неба. Меж лопаток холодеет, и я содрогаюсь. Иногда я забываю, что для всех остальных он совсем мёртв.

– Лучше я не нашла.

Я поворачиваюсь: в руках у Мики – поднос с чаем.

– Я про фотографию, – поясняет она. – Мы с мамой выбирали. Она сказала, он тут очень симпатичный.

Все слова застревают в горле, и я просто стою и пялюсь на фотку.

Мика опускает поднос на кофейный столик.

– Я как раз заваривала чай. До того, как ты появилась.

Мы устраиваемся на диване. Мика не спрашивает – сразу наливает мне чашку. Под её левым глазом всё ещё красуется синяк. Не такой ужасный, как я ожидала, но всё же.

– С хризантемами. – Мика кивает на чашку.

– Спасибо.

Я дую на чай, чтобы немного его остудить. С моего места прекрасно видно фотографию Сэма. Он словно бы за нами наблюдает.

И Мика… я замечаю, что она тоже скашивает на него взгляд.

– Лучше бы они спросили фотографию у меня. – Она качает головой.

– Кто?

– Школьная газета. Та, что они напечатали, мне совсем не нравится. Лучше бы спросили.

Я помню ту статью. И фото тоже – школьное. Сэму бы точно не понравилось.

– Эта идеальна, – подтверждаю я.

Мика кивает. И делает глоток.

– Мне очень жаль. Надеюсь, глаз скоро заживёт. Как это случилось?

– Одна из подружек Тейлор бросила в меня сумочкой, когда я отвернулась.

– Мне очень жаль, Мика, – повторяю я.

– Слепая удача. Но я в порядке.

– Я забыла тебя поблагодарить. За то, что ты за меня вступилась.

– Я сделала это не ради тебя. А ради Сэма.

Опускаю взгляд. Что тут скажешь?

Мика дует на своей чай и делает ещё один глоток. А потом, наконец, подаёт голос:

– Когда я услышала, что говорит Тейлор… и как она с тобой разговаривает… я сразу подумала о Сэме. О том, что бы он сделал, если бы был здесь. У него всегда лучше получалось с разговорами. Поэтому он всем нравился больше меня. И пусть его больше нет… Я постоянно жду, что он вынырнет из-за угла. Появится в двери. Я слышу шаги и думаю: вдруг я подниму голову и увижу Сэма. А потом вспоминаю, что его нет, и меня накрывает грустью.