– Решил стать психологом?

– Может быть, – усмехнулся Себастьян. – Мне кажется, у меня круто получается.

– Как скажешь, – хихикнула я в ответ.

Он потянулся и осторожно поймал прядь моих волос.

– Ты сможешь сесть за руль, чтобы поехать в школу? Я говорил с папой, и он рассказал мне, что у одного из его знакомых на заводе был коллапс легких, правда, только одного. Ему не разрешали водить машину, пока он полностью не поправился.

– Я еще не загадывала настолько вперед. Надеюсь, мне разрешат.

– А как же перелом? Да, это левая рука, но если взять в расчет состояние твоих легких, то, может, лучше не стоит? – Себастьян опустил руку и поднял взгляд к небу. – Я ведь живу по соседству и могу отвозить тебя, пока ты полностью не вылечишься.

– Это вовсе не обязательно. Уверена, что я…

– Обязательно или нет, но я хочу подвозить тебя, пока не поправишься на сто процентов.

Я взглянула на Себастьяна, и какое-то время мы смотрели друг другу в глаза.

– Я в порядке. Я смогу водить.

– А может, нет. Вдруг твои рефлексы замедленны из-за боли в ребрах. Или у тебя возникнут проблемы с дыханием, и произойдет несчастный случай. – Он потянулся ко мне, и, хотя мы сидели на разных стульях, внезапно между нами стало очень мало места. – Однажды я уже чуть не потерял тебя. Не хочу, чтобы это повторилось.

У меня перехватило дыхание, и это не имело ничего общего с моим текущим состоянием.

– А как я потом доберусь до дома? Разве ты не ходишь на тренировки? У меня же теперь нет волейбола, – я подняла руку в гипсе. – Я больше не играю.

– У меня в распоряжении почти час между окончанием уроков и началом тренировок.

Себастьян не сомневался, что я вновь буду играть в волейбол. А тренер ждал меня во вторник, вот только я не собиралась приходить.

– У меня будет время, чтобы отвезти тебя домой. Я хочу помочь, – добавил он низким голосом. – И почему я не могу этого делать? Если бы все было наоборот, ты бы настаивала на том, чтобы возить меня в школу.

Себастьян прав, но наоборот никогда не случилось бы, потому что он не так глуп, как я. Однако спор об этом не имел смысла. Он ведь жил по соседству, и, несмотря ни на что, он… мой лучший друг. Хотя если бы он узнал о той роли, которую я сыграла в аварии, то, вероятно, перестал бы им быть.

Себастьян сделал жест, который сводил меня с ума: прикусил нижнюю губу и медленно позволил ей соскользнуть.

– Нам нужно кое-что обсудить.

– Правда? – Я смотрела на него, думая о наших несостоявшихся поцелуях.

– Много чего.

Да уж.

Кажется, он собирался поговорить о том, о чем я даже думать не хотела.

Отодвинувшись, я осторожно откинулась на спинку стула.

– Я устала и…

– Не делай этого, – тихо потребовал он. – Не отталкивай меня.

Мое сердце опустилось в пятки.

– Я тебя не отталкиваю.

– Отталкиваешь. Так же как Эбби и Дари. И единственная причина, по которой ты еще не сделала этого со мной, заключается в том, что я тебе не позволяю.

– Ты слегка навязчив.

Себастьян опустил ноги на пол и поставил бутылку возле стула.

– Ты не обязана отвечать. Все, что от тебя требуется, – это слушать.

– Понятия не имею, куда ты клонишь.

На его лице появилась косая улыбка.

– Скоро узнаешь.

Я ждала.

Он поймал мой взгляд и спросил:

– Когда мы познакомились: в шесть лет, семь?

– В восемь, – ответила я, удивляясь, какое это имело отношение к делу. – Мы переехали в этот дом, когда мне было восемь лет, а ты был снаружи, на заднем дворе, и играл в футбол со своим отцом.

– Да, все верно. Ты стояла на этом балконе и наблюдала за мной.

– Ты меня заметил?

Мы никогда об этом не говорили. А зачем? Я не знала, что Себастьян меня видел. На следующий день он пришел и спросил, не хочу ли я покататься с ним на велосипедах.

– Видел. – Он протянул руку и коснулся пальцами моего запястья. – А еще я слышал, как твой отец велел тебе вернуться домой и распаковать вещи. По-моему, ты ответила, что распаковка коробок нарушает законы о детском труде.

– Я могла сказать нечто подобное, – ответила я, не в силах сдержать улыбку.

– Именно тогда я в тебя влюбился.

Слегка дернувшись, я моргнула, потом еще раз.

– Ч-что?

В тусклом свете, который исходил от плохо работающей лампочки, его ресницы опустились вниз, затеняя глаза.

– На озере ты застала меня врасплох.

Мои глаза округлились. Что сейчас происходит?

– Я не пожалел о поцелуе. Мне все понравилось. Я просто никогда не мог подумать, что нравлюсь тебе. – Он засмеялся, но на этот раз застенчиво, неуверенно. – Ладно, это ложь. Иногда я все же задавался этим вопросом. Жаль, что тогда испугался и не поцеловал тебя в ответ. Жаль, что не поцеловал тебя у бассейна. Потому что я давно хотел это сделать.

– Что? – тихо повторила я.

Себастьян не сводил с меня глаз.

– Не знаю, когда я начал тебя замечать – по-настоящему замечать. Хотя знаешь что? Я опять обманываю. Я знаю, когда. Я влюбился в тебя в тот момент, когда услышал забавные слова, сказанные твоему отцу. Просто тогда я не знал, что это за чувство. И чтобы осознать его, мне потребовались годы. Я все понял, когда ты начала встречаться с Андре. Я был… черт, я не был рад. Мне он не нравился. Я думал, ты могла найти кого-то получше. Мне всегда не нравилось, как он тебя трогал. Я долго себя обманывал, говорил себе, что меня раздражает Андре, потому что ты – мой лучший друг. Но это не так. Всякий раз, когда он при мне целовал тебя, у меня появлялось желание его вырубить. Когда я видел, что он в вашем доме, сразу хотел вам помешать и убедиться, что вы не останетесь наедине. – Себастьян рассмеялся. – На самом деле я довольно часто это делал.

Себастьян действительно это делал. Много-много раз он без предупреждения заходил через балконную дверь и иногда ставил меня в неловкое положение. Андре очень злился, особенно когда Себастьян плюхался на кровать и не уходил.

– Вы расстались, и я почувствовал облегчение. Хотя… нет. Я был счастлив. Когда я услышал, как вы с Эбби обсуждали расставание, я подумал, что у меня появился шанс.

Во мне все застыло. Совершенно все.

– Но ты… был со Скайлар…

– Вот почему мы расстались. Она была права, когда причитала, что друзья волновали меня больше, чем она. Но она не до конца понимала истину. Меня волновали не друзья, меня волновала ты. Я думал о тебе так, как должен был думать о ней.