Я приоткрыла рот.

– Но я никогда не поверил бы, что ты чувствовала то же самое. Я не хотел рисковать и разрушать нашу дружбу. – Себастьян снова наклонился, и его голова оказалась недалеко от моей. – Когда ты поцеловала меня, я… черт, я запаниковал. Теперь чувствую себя трусом. Я должен был хоть что-то сказать. Я не могу вернуться и изменить прошлое, но хочу, чтобы ты знала: я нисколько не жалею. Тем вечером я хотел с тобой все обсудить. Вот почему нам нужно было пообщаться, и я… должен был попросить Скайлар подождать. Боже, я хотел бы этого больше всего на свете, потому что… потому что ты вряд ли оказалась бы в той машине. Кто знает, что случилось бы? Ты мне нравишься, Лина. Ты это и так знаешь. – Снова послышался застенчивый смех. – Ты… действительно мне нравишься, и жаль, что я не поцеловал тебя у бассейна. Жаль, что я не сказал… – он прочистил горло, – как давно я хотел тебя поцеловать. Ты – не просто мой друг.

Неужели я сплю? Я всегда мечтала услышать от него эти слова.

– Я не жду сиюминутного ответа. Просто хотел, чтобы ты узнала правду.

Я смотрела на него в полном изумлении. Я выиграла джек-пот мечты, но почему сейчас, когда совершенно не заслуживала того, чтобы мне вручали желаемое? Сейчас, когда одна из моих лучших подруг мертва, а вместе с ней еще трое друзей. И все потому, что я их не остановила.

– Почему… зачем тебе… – мой голос осип, – было ждать этого момента и признаваться тогда, когда все… разрушено?

– Я не должен был ждать.

– Сейчас наихудшее время для признаний.

Я встала, и от резкого движения мои ребра пронзила боль.

– Или лучшее время, – выпалил он, глядя, как я обхожу кресло. – И знаешь что? Ожидание – рискованное занятие. Не существует плохого или хорошего времени, чтобы сказать кому-то о своих чувствах.

Себастьян любил меня. По-настоящему любил? Такого не может быть. Почему этого не случилось раньше?

Я направилась к выходу, но он последовал за мной. Я прижалась спиной к двери и потянулась к ручке, но замерла, когда он перегородил мне путь.

– Единственное лучшее время было тогда, когда я понял, что у меня к тебе чувства. – Мое сердце превратилось в отбойный молоток. – С тех пор у меня был миллион возможностей.

– Я не могу так просто… это принять.

– Ну и ладно. Мне нужно было решиться. – Себастьян наклонился, коснувшись губами моего виска.

Я закрыла глаза, в этот момент мое сердце загрохотало.

– Зачем ждать? Мы не можем быть уверены в завтрашнем дне. Мы получили отличный урок, ведь правда? У нас не всегда есть «потом».

Он снова поцеловал мой висок, а затем отстранился, глядя мне в глаза.

– Я устал жить так, как мы живем.

В обычной ситуации я уже висела бы на телефоне со своими подругами. Разговор с Себастьяном являлся событием, которое раньше потребовало бы обязательной дискуссии.

Но теперь все стало иначе.

Я хотела позвонить Эбби и Дари и чуть не сделала это в воскресенье утром, но, глядя на свой мобильный, так и не набралась мужества. Мне казалось это неправильным. Я сомневалась, что они хотели слышать о моей драме или о том, что имело отношение к Себастьяну.

Сидя на кровати в понедельник вечером и покусывая ноготь, я размышляла о совершенно другом.

С завтрашнего дня меня выписали в школу. Я не сопротивлялась, хотя знала: стоит лишь намекнуть маме, что я не готова приступить к занятиям, как она тут же свяжется с учителями. Но тогда ей придется отпрашиваться с работы, ведь она ни при каких условиях не оставит меня одну, а Лори уже вернулась в Редфорд. С отцом я находиться не собиралась. Мамино начальство с пониманием относилось к нашей ситуации, и все же я не хотела проблем. Так что, несмотря на внутренние переживания, я собралась пойти в школу.

Я больше не могла прятаться.

Себастьян вызвался меня отвезти. Боже, как только я о нем думала, вспоминала его слова, сказанные мне в субботу вечером.

«Вот когда я влюбился в тебя».

Мое сердце екнуло.

Я пыталась не зацикливаться на случившемся, но это оказалось таким же «успешным» занятием, как спускаться по лестнице со связанными лодыжками. По моему позвоночнику пробежала дрожь. Я посмотрела на карту мира над своим столом. Несколько лет назад я обвела синим маркером все места, которые хотела когда-нибудь посетить. Себастьян тут же схватил красный и присоединился. Многие наши места совпали. Когда мы делали это, нам было тринадцать-четырнадцать лет.

Неужели все это время он был в меня влюблен?

Я зажмурилась и на несколько секунд позволила его словам просочиться через кожу, проникнуть в мышцы и татуировать кости. Прижала правую руку к центру груди, и внутри меня все опустилось, словно на американских горках. Я невольно представила, какой могла стать наша жизнь.

Себастьян сказал бы, что любит меня. Мы бы поцеловались, и на этот раз поцелуй был бы глубже и сильнее. Я бы поцеловала его в ответ, и, возможно, мы бы поддались моменту и продолжили. Наша любовь была бы совершенна. Мы бы ходили на свидания, держались за руки в школе, бывали вместе на вечеринках. Все бы улыбались и шептали друг другу: «Наконец-то». Мы были бы неразделимы.

Я вытерла собравшиеся под глазами слезы и влажные щеки. Перекатившись на край кровати, опустила ноги на пол. Спустя несколько мгновений открыла глаза и встала. Резкая боль пронзила грудную клетку, возвращая меня к реальности. Я глубоко вздохнула.

Чувство вины неумолимо следовало за мной.

Как я могла даже думать о подобных вещах? Это так эгоистично и неправильно. Я не понимала, как двигаться дальше, но знала, что не заслуживала хорошего.

Во всяком случае, не сейчас.

Может быть, лет через сто.

Но не теперь.

* * *

– Ты уверена, что готова?

Я подняла глаза и вытерла руки от «поп-тартс». Я была не голодна, но все же заставила себя поесть. Из-за печенья горло першило.

– Да.

Мама стояла у раковины, одетая в голубую блузку и черные брюки: собиралась на работу. Внешне она выглядела хорошо, но в ее глазах читалась усталость.

– Если вдруг тебе станет плохо, немедленно звони мне. Я приеду и заберу тебя.

– Все будет нормально. – Я скомкала бумажное полотенце и бросила его в мусорное ведро. – Не нужно весь день за меня переживать.

– Я твоя мама. Это моя обязанность.

На моих губах появилась легкая улыбка.

– Врач сказал: я иду на поправку.

– Знаю. Я присутствовала на приеме. Но он также предупредил, что почти у пятидесяти процентов людей болезнь может рецидивировать.