— О чем ты думаешь? — Внезапно Алекс очутился так близко, что я почуяла запах его крови.

Что он творит? Я отшатнулась прежде, чем его губы коснулись моих. Первый поцелуй достался воздуху, и Алекс взглянул на меня — растерянно и обиженно. Похоже, раньше все его поцелуи достигали цели. Интересно, скольких девчонок он целовал до меня? А сколько из них побывало здесь, у него дома? Боже, о чем я думаю! Да я сама глупею на глазах. Каждая минута рядом с Алексом — минус десять лет из моего паспорта и минус столько же пунктов из моего IQ.

— Извини, — я в смятении отстранилась, — мне пора.

— Подожди. — Он мягко удержал мою руку. — Мне не следовало спешить. Прости, Лиза. Не понимаю, что на меня нашло.

Зато я прекрасно понимаю, что нашло на меня. Раньше я испытывала подобное помрачение рассудка только однажды — с Алексеем. Лидия права: я влюбилась. И не просто влюбилась — я голову потеряла. Надо спасаться, пока не случилось непоправимое. Поцелуя с человеком я не вынесу. Я же не железная.

— Мне, право, пора. — От волнения я даже заговорила, как чеховская героиня.

— Пожалуйста, останься, — неслось мне вслед.

Но разве остановишь вампира? Сейчас мне нельзя оставаться рядом с Алексом. Надо обдумать одну важную мысль. Я влюбилась. В человека. И как мне с этим жить?

Дом Алекса остался далеко позади, я присела на качели на опустевшей детской площадке. Сначала несмело оттолкнулась от земли, потом еще выше, сильнее, и вот я уже взлетаю к звездам, чувствуя, как за спиной разворачиваются крылья, ловя губами ночную свежесть и едва сдерживаясь, чтобы не завопить от восторга. Видела бы меня сейчас Лидия — сказала бы, что я впала в детство. А я просто счастлива. Впервые за долгие годы. Это счастье распирает меня изнутри, надувается в груди воздушным шариком, и мне просто необходимо с кем-нибудь поделиться. Лидия не поймет. Инна может сболтнуть Лидии. Есть только один человек на свете, который выслушает меня…

Останавливаю качели, возвращаюсь на землю, достаю мобильный, нажимаю вызов.

— Манюня! — задыхаясь от волнения, шепчу я в трубку. — Я, кажется, влюбилась!

Манюня — моя единственная подруга, и с ней я могу поделиться самым сокровенным.

— Алё! — раздается из динамика хрипловатый голос Манюни. — Алё! Кто это?

Манюня слегка глуховата, и мне приходится повысить голос:

— Манюня, это я!

— Лизавета, ты что ли? — переспрашивает подруга. — Опять из склепа звонишь? Не слышно ни черта.

Склепом Манюня называет наш бункер. Я деликатно делаю вид, что проблема в плохой связи, а не в глухоте подруги.

— Манюня, — торжественно повторяю я, — я влюбилась!

Та молчит, ошеломленная новостью. Я молчу, давая ей время усвоить новость. Потрясение Манюни понятно: я влюбилась впервые за все годы нашего знакомства. После гибели Алексея мое разбитое сердце спряталось в панцирь равнодушия, и никому из мужчин не удавалось пробудить во мне ответных чувств. Я думала, этого уже никогда не случится. И вот я словно опять ожила. Словами не передать, что я испытываю сейчас. Эйфория, восторг, вдохновение. Вложи мне сейчас в руки кисть — нарисую шедевр, за который передерутся Эрмитаж с Лувром. Дай мне камеру — сниму «Интервью с вампиром». Дай мне клавиатуру — напишу «Дракулу». Я влюблена, влюблена, ВЛЮБЛЕНА!!!

Манюня вдруг каркает во всю мощь своих легких:

— Лизонька, ты чего там бубнишь? Ничего не разобрать. Случилось что?

От неожиданности я чуть не разбила свой миленький «верту».

— Случилось! — обиженно восклицаю я.

— Помер кто? — трагически охает Манюня. — Погоди, валерьянки налью.

— Манюня, — скрежещу я зубами, — никто не помер!

Если бы не превращение, наша веселая семейка померла бы уже давно. Вот только уже почти век, а то и больше, живем на свете здоровее всех живых.

— Номер, какой номер? — искренне удивляется в трубку Манюня. — А, ты поменяла номер? Погоди, сейчас запишу… Сейчас-сейчас, только ручку возьму… Записываю!

— Манюня, — устало кричу я в трубку. — Я сейчас к тебе приеду!

— Лизонька, а чего звонишь-то? — весело откликается подруга. — Приезжала бы сразу. Я ж тебе всегда рада!

— Жди, Манюня, еду.

Перед тем как отправиться на другой конец Москвы, я останавливаюсь у банкомата и снимаю деньги с карточки. Хотела сделать Манюне подарок ко дню рождения, но я ж с ней раньше свихнусь. Будет на ее улице праздник уже сегодня. Вот только заеду в магазин — и сразу к подруге.

— Манюня, — повторяю я за чашкой чая, — я влюбилась.

Седые брови Манюни встают домиком, выцветшие глаза за толстыми стеклами очков округляются, как у совы, губы в удивлении приподнимаются, обнажая вставную челюсть. Фарфоровая чашечка дрожит в артритных пальцах, выплескивая ароматный чай с бергамотом на белую скатерть. Мы заинтересованно склоняемся над коричневой кляксой, пытаясь разглядеть в ней будущее. Мое будущее предстает мне точеным профилем Алекса.

— Ох не к добру, — горестно шепчет Манюня, шевеля серыми губами. — Похоже на затемнение в легких. Надо будет сделать флюорографию!

Манюня помешана на своем здоровье, и ее можно понять — возраст! Восемьдесят девять лет. «Чай, уже не девочка», — любит говаривать она, будто бы укоряя меня в этом. А я-то тут при чем? Манюня младше меня на тридцать лет, а выглядит старше на все сто. Дружим мы с самого детства: Манюня (вообще-то — Матрена) — дочка моей няни, Варвары Федоровны. Она знает о нашей семье все, она растила Инну и Макса. А ее сорокалетняя внучка Зина станет няней для ребенка Макса.

Мы не беспокоимся о том, что Манюня или Зина сболтнут кому-то о нас. Семья Ковригиных уже несколько веков живет бок о бок с нами, куда бы мы ни переезжали, а их преданность хорошо оплачивается. Нашими стараниями Манюня, ее дочь Капитолина и внучка Зина живут в отдельных квартирах, на время воспитания детей обеспечиваются высоким жалованьем.

И даже в те годы, когда семья не нуждается в их услугах, Ковригины всегда могут рассчитывать на нашу помощь.

Манюне, когда прошлым летом от лесного пожара сгорела ее дача, мы построили новую. Капитолине, когда все ее накопления пропали в «МММ», помогли открыть свое кафе. Зина нам вообще благодарна «по гроб жизни» — как она сама выразилась. За то, что, когда ее дочке понадобилась дорогостоящая операция, и врача лучшего нашли, и заплатили ему. Зинаиде с ее зарплатой учительницы младших классов вовек бы не расплатиться.

«Кто станет кусать руку, которая кормит?» — повторяет бабушка Софья, отсчитывая деньги для решения очередной проблемы семьи Ковригиных. Так что с Манюней я могу быть сама собой и не притворяться. К тому же мы дружим уже семьдесят лет, и никаких секретов между нами не осталось. Я знаю, что у Манюни геморрой, а Манюне ведомы все мои сердечные тайны.