Более года я не видел Лизоньку, мы только обменивались с ней письмами, становившимися все более редкими, сухими и лаконичными. Из ее писем, вернее, из прочитанного между строк, я узнал, что она все более увлекается революционной деятельностью, состоит в партии эсеров. О себе я тоже сообщал с краткостью телеграфных отправлений. Но когда я сел в поезд, думы о Лизоньке изгнали все прочее из головы. Долгий путь, протяженностью более чем тысяча верст, показался мне вечностью. Все это время я вспоминал те светлые дни, когда наши с ней отношения были безоблачны, когда мы любили и желали друг друга. А вот во вторую ночь мне приснился ужасный сон: радостно улыбающаяся Лизонька шла под руку со студентом Сиволапцевым — Химиком, направляясь в меблированные комнаты. Припомнилось, как он появлялся в моем горячечном чумном бреду в виде беса желаний, предлагавшего мне жизнь и Лизоньку в обмен на душу. Удивительным образом после той ночи я пошел на поправку, хотя мое состояние считалось безнадежным.

При пробуждении мною овладели плохие предчувствия и подозрения, имя которым — ревность. Я с удивлением вопрошал себя: почему мне до сих пор не приходила в голову мысль, что Лиза может завести себе любовника? Ведь наши с нею отношения перед отъездом, сухая, вялая переписка — все указывало на то, что ее чувства ко мне поугасли. Даже когда я валялся по госпиталям, она не навещала меня, как делали многие жены раненых офицеров.

«Но ведь ты сам ей это запретил!» — вмешался внутренний голос.

«Если бы она любила, то сердце все равно позвало бы ее в дорогу!» — возразил я.

«Если ты любишь Лизоньку, то зачем соблазнил и тем самым в конечном счете погубил Христину?» — поинтересовался внутренний голос.

Поздним вечером, когда я уже подъезжал к дому, где находилась наша квартира, мое воображение рисовало картину прелюбодейства, которое я там увижу, явившись неожиданно.

«Как мне следует тогда поступить? Застрелить соперника из армейского револьвера? А может, их обоих?» — размышлял я. Но я решил, что это ужасно — уничтожить прекрасное белоснежное, податливое тело Лизоньки, которым я страстно хотел обладать, как когда-то очень давно. Мне открыла горничная Даша, как всегда, холодно-невозмутимая, нимало не удивившись моему появлению:

— Елизавета Львовна предупредили: задерживаются в редакции. Они вас давно ожидали-с, знали, что вам положен отпуск по ранению, вот только не были уверены, что вы его собираетесь провести дома. Прикажете ужин подавать?

Тревожные думы не способствовали аппетиту, и я решил дождаться Лизоньку. Уселся в кресло у камина в гостиной, закурил сигару из числа презентованных тестем, хранившихся в большой деревянной коробке на секретере. Перед тем как ее разжечь, я обмакнул кончик сигары в бокал, полный до краев французского коньяка, а затем наблюдал, как лениво поднимается густой сизый дым. Я полностью расслабился, и чувство блаженства овладело мной — я дома! Завтра не надо будет никуда бежать с самого утра, можно будет поваляться подольше в постели, обнимая горячее, страстное тело Лизоньки; прижав ухо к ее груди, слушать биение ее сердца, словно бесконечное кукование кукушки. Я не заметил, как заснул, лишь на мгновение пробудился от легкого касания ее губ.

Смертельная усталость изгнала мое сознание прочь, и будто кто-то чужой увел мое тело из гостиной, и оно послушно разделось, надело пижаму и юркнуло под толстое овечье одеяло, упрятанное в белоснежный пододеяльник, на приятно захрустевшую свеженакрахмаленную простыню.

На следующее утро я проснулся, как только рассвело, и понял, что больше спать не буду. Лизы рядом со мной не оказалось, видно, она решила дать мне возможность как следует отдохнуть. Я встал и, как был, в пижаме, вышел в коридор, прошел мимо двери комнаты, которая так и не стала детской. Остановившись возле Лизонькиной спальни, я не стал стучать, слегка приоткрыл без скрипа дверь и в щелочку увидел, что Лизонька крепко спит. Ее лицо выглядело совсем юным, как при первой встрече. Длинные, освобожденные от всевозможных заколок, шпилек волосы разметались по подушке, окружив ее бледное личико прелестным нимбом. Открыв дверь шире, я скользнул внутрь, неслышно подошел к кровати и приподнял край одеяла — она была в длинной шелковой рубашке с широкой гипюровой вставкой вокруг декольте.

Откинув одеяло, я прилег рядом с ней и, затаив дыхание, припал губами к груди, выглядывающей из выреза рубашки. Она застонала от удовольствия, а я уже целовал ее в шею, плечо, не давая опомниться, освобождая ее из чертогов Гипноса и вводя в царство Эроса. По ее телу пробежала дрожь, глаза широко открылись, ничего не видя; она не ощущала ничего, кроме нарастающего желания. Я не спешил, играл с ее телом, умело лаская, доводя ее до умопомрачения, и лишь когда ее захлестнула волна желания, вошел в нее…

Мы вышли из ее спальни только ко второму завтраку, и то по настоянию Лизоньки.

— Право, неловко… — сказала она, когда мы уже отдыхали от страстных ласк, прильнув друг к другу. — Уже поздно, пора вставать.

— Перед кем неловко? — со смехом произнес я. — Или ты ожидаешь кого-то с утренним визитом?

— Перед Дашей неловко… — Лизонька замялась. — Мы словно дети, дорвавшиеся до чего-то запретного.

— Перед Дашей?! — изумился я и громко расхохотался. — Перед прислугой? И это при том, что я твой муж и мы давно не виделись?!

— Горничная тоже человек, — сухо заметила Лизонька и, встав с кровати, сразу набросила на себя длинный шелковый халат зеленого цвета. — Мне надо идти в редакцию. Каждый день насыщен событиями, и я ничего важного не должна упустить.

За завтраком Лизонька вновь стала прежней, той, которая флегматично и холодно восприняла известие о том, что я отправляюсь в действующую армию. Словно и не было года разлуки, словно и не было всего час назад восхитительного праздника любви. Даша, подавая на стол, была еще более замороженной, чем обычно. Я предложил Лизоньке сходить вечером куда-нибудь на ее усмотрение — в театр или в ресторан. Второй вариант меня прельщал больше.

— Не знаю… Работы очень много. Каждый вечер возвращаюсь поздно.

— А мой приезд — разве это не повод взять несколько дней выходных?

— У нас каждый сотрудник выполняет свою работу и не может подменить отсутствующего. Ты же понимаешь, мы работаем не из-за денег, я в них не нуждаюсь. Благодаря имени и должности отца я могу получать информацию из самых верхов.

— Но это же парадокс: ты топчешь то поле, с которого кормишься! — не выдержал я.

Лиза поднялась, холодно кивнула:

— Мне уже пора. Диспут отложим на другое время.

— Хорошо, Лизонька, но позволь один вопрос. — Я посмотрел на горничную и требовательно произнес: — Даша, покиньте нас.

Она, сделав книксен, вышла из столовой и закрыла за собой дверь.

— Слушаю тебя, Родион.

— Скажи, из той группы эсеров, которой руководил товарищ Сергей, кто-нибудь уцелел? Ты никого из них не встречала?

Лиза вздрогнула, и глаза ее удивленно расширились.