было темно, и решительно никого и ничего не видно. Тогда Ропотов постучал по открытой двери. Тишина. Он постучал сильнее. Никто не отзывался. Дурное предчувствие подсказывало ему, что ничего хорошего за этой дверью его не ждёт. Он постоял ещё немного, не решаясь заходить.

Любопытство всё же пересилило. Он тихо зашёл в коридор. Паркетины под его ногами дружно затрещали.

— Есть кто-нибудь? — спросил он достаточно громко.

Никто опять не ответил ему. Он обернулся: позади тоже ничего не изменилось. Он, как и прежде, был здесь совершенно один.

Тогда он, порывшись в кармане, извлёк из него свой фонарик, включил его и посветил вперёд.

Метрах в трёх впереди от него на полу кто-то лежал посреди тёмного пятна. Ну, вот: то, чего он и опасался, — труп. Матершина сама невольно сорвалась с его языка.

Ропотов всё так же осторожно подошел поближе и посветил на тело. Судя по лицу и фигуре, это была грузная пожилая женщина. Она лежала у стены на животе, правая рука её была откинута чуть вверх и в сторону, а левая скрывалась под телом. Женщина была одета в тёплую куртку-пуховик с капюшоном, толстые от нескольких слоев одежды ноги покрывали шерстяные носки. Её средней длины распущенные и спутанные седые волосы, торчавшие из-под тёмной вязаной шапочки, вмёрзлись в уже застывшую лужу крови. Рот и глаза женщины, точнее, тот глаз, что был виден Ропотову, были слегка приоткрыты. Видимых ран и следов повреждений на теле женщины не было.

«Ножом в сердце», — подумал Ропотов, обратив внимание, что центр лужи приходился в области верхней части туловища.

Следов какой-то борьбы от двери до трупа тоже не наблюдалось. Вероятно, в дверь постучали, и женщина сама её открыла. Это мог быть или кто-то хорошо ей знакомый или…

«Те самые мужики… Гасэн… так, кажется, звали одного из них, — подумал Ропотов, вспомнив неприятный ему вчерашний вечер, — скорее всего, они её обманули. Наверное, представились кем-то там типа еду разносят — вот она им и открыла. Впустила, ну, а они её — ножом. Вот и кровь с тех пор застыла… даже замёрзла», — он дотронулся ногой до почти затвердевшего края лужи.

Ропотов не стал проходить дальше в квартиру убитой соседки, иначе ему пришлось бы полностью наступать в кровь, всё еще липкую местами. Он направил фонарик вперед: дальше в коридор и в открывающийся в проёме вид на комнату, и окинул всё внимательным взглядом.

То, что он увидел, утвердило его в мысли, что соседку убили из корысти. В коридоре был раскрыт шкаф-купе. Обувь, в основном, туфли, а также лёгкая одежда, полотенца и постельное бельё: всё это валялось вместе с раскрытыми обувными коробками на полу. В комнате было тоже всё перевёрнуто и беспорядочно разбросано. Сервант и шифоньер стояли распахнутыми настежь, одежда, посуда и книги из них были сброшены на пол. Посуда была преимущественно разбита. Пустые перевёрнутые ящики из шкафов лежали тут же, на куче рассыпанных листов бумаги, фотографий, тряпок, какой-то фурнитуры и пуговиц. Здесь же на полу беспорядочно лежали несколько открытых пустых шкатулок и коробок, крышки от них, какая-то ещё мелочёвка.

«Искали всё ценное: драгоценности, украшения, деньги, — решил Ропотов. — Бедная женщина. И зачем её им нужно было убивать? Неужели она бы им сама всё не отдала? Вот ведь душегубы проклятые».

Он развернулся и поспешно вышел прочь из квартиры. Постоял немного на лестничной клетке, вытер рукавом пот со лба, поправил на голове шапку. Руки немного дрожали. Он вдохнул побольше воздуха в грудь, ненадолго задержал дыхание и медленно выдохнул перед собой. Белые пары тёплого воздуха, завораживающе переливаясь клубами и расширяясь в объеме, устремились вперёд и вверх. За какие-то несколько секунд, пока они не исчезли совсем, Ропотов смотрел на них, наслаждаясь незамысловатой красотой обычного природного явления, участником, вернее даже, источником которого он был. Потом повторил всё ещё и ещё раз.

«Как скоротечен момент. Только что это было настоящее облако. Всего лишь миг — и от него не осталось и следа… Вот и ещё вчера за этой дверью жила женщина. А уже сегодня она лежит в своей же крови на полу. А пару дней назад у неё за стенкой жил сосед Спиридонов, книжки читал. Хоп — и его не стало. А каких-то три-четыре недели назад я сам сидел на работе за компьютером и строил планы на жизнь… Теперь всё это — прошлое. Только воспоминания как глупое растаявшее облако пара».

Он вдруг вспомнил суровые шерстяные носки на ногах соседки. Они не были тронуты кровью, и было, право, глупо оставлять их здесь. Ей они уже больше не пригодятся, то ли дело — Лене. Лена постоянно все эти дни жаловалась ему на свои холодные, никак не желавшие согреваться ноги. Что, если забрать, вернее, снять их с мёртвой женщины и отдать Лене? Ей и говорить он об этом не будет. Скажет, что в квартире Спиридонова нашёл.

Ропотов вернулся в квартиру, пока никто сюда не заявился. Склонился над женским трупом. Быстро снять носки не получилось. Замёрзшие руки предательски дрожали. Когда он почти стянул первый носок, ему вдруг показалось, что женщина ожила и сейчас повернётся на него и закричит. От этой неожиданной мысли, а также от скопившегося напряжения в своих руках и ногах он не удержался на корточках и упал колесом на спину. Носок отлетел куда-то в сторону.

Поднявшись, покряхтев немного и разыскав первый носок, он взялся за другой. В сторону головы мёртвой женщины он уже не смотрел. Второй носок ему дался значительно быстрее.

Затворив до упора за собой дверь так аккуратно, чтобы, на всякий случай, не оставить отпечатков пальцев, Ропотов повернулся к соседней двери: уже хорошо знакомой ему двери Никитича. Новые шерстяные носки между тем надёжно расположились у него за пазухой.

Вот и коридор Никитича. Здесь на полу они сидели вдвоём, обсуждали последние новости. Ропотов проследовал дальше в пустую тёмную квартиру. Заглянул в ванную комнату, затем на кухню. То, что ему было нужно: пластмассовый бельевой таз и большую кастрюлю — не пришлось долго искать. Глубокий и широкий круглый таз располагался на самом дне акриловой ванны, а кастрюля сразу же показалась ему, как только он открыл нижний шкафчик на кухне. Здесь же, в соседнем от первого шкафчика Ропотов обнаружил большой полиэтиленовый пакет, заботливо сложенный хозяином аж в три раза.

Положив в пакет таз, а уже в него кастрюлю, Ропотов поспешил поскорее покинуть квартиру Спиридонова. Ему предстояло ещё одно важное дело: перелить бензин из