И никто из присутствующих за столом не мог знать, что проклятый Щука, он же милицейский полковник Крастонов, был оповещен агентом о готовящейся воровской сходке, все прекрасно понимал и предполагал, что авторитеты вынесут на ней смертный приговор — ему и Легину. Отступать главарям городского криминала было уже некуда. Поэтому Крастонов и принял решение о физической ликвидации уголовной верхушки Белокаменска, а операция по их захвату уже началась…

— Слыхал? — спросил Косарь, обращаясь к Авдею, — доверяют наши тебе. Что кухаришь?

— Найдем рогометов. Если поручите. — Тот был спокоен.

Косарь согласно кивнул, слово «рогометы» означало отчаянных, способных на все, в том числе, и убийства, закоренелых уголовников. И добавил:

— Только рогометов лучше — пришлых.

Сидящие за столом посуровели лицами.

Авторитеты превосходно понимали, что убийство милицейских начальников вызовет со стороны ментов войну без правил, что за ними самими теперь будут беспощадно охотиться, и что они вынесли, тем самым, смертный приговор и себе. Вопрос только в том, кому первому удастся его исполнить.

Оставалась все же надежда, что, с устранением столь безжалостных и бескомпромиссных противников, уже не найдется человека, способного продолжить, с той же решительностью, начатые ими дела. А пока авторитеты намеревались пересидеть начавшуюся бучу в далеком глухом лесу, в избушке лесника. Авдей оставался в городе за старшего.

Никто не должен был знать, куда и когда они поедут, а поэтому они должны были выехать незаметно по намеченному маршруту сегодня поздней ночью, забрав с собой из дома лишь самое необходимое. И сопровождать их должны были лишь двое охранников, один из которых сейчас покуривал на крыльце, а другой слушал приглушенную шансонную музыку за рулем немецкого джипа.

Косарь жестом указал на бутылку, и Авдей вновь разлил водку по стаканам всем, за исключением себя. Стаканы соединились с почти костяным стуком, завершая подписание приговора. Тиша поежился — все это ему крайне не нравилось.

— Ох, не прет в лыжню, — еле слышно бурчал он.

Даже бывалым лагерным волкам Косарю и Боцману, повидавшим в своей прошлой зэковской жизни немало жуткого и устрашающего, было не по себе. Они оба враз как-то поникли, утратив свой привычный «авторитетовский» вид. Их обоих угнетало смутное предчувствие чего-то необъяснимо пугающего. Неотвратимого. И близкого.

Предчувствие их не обманывало — жить им осталось не более двенадцати часов. И смерть для них была уготована страшная. В водку было добавлено сильнейшее, медленно действующее снотворное, из-за которого часа через четыре все они должны были погрузиться в глубокий сон…

Есть уже никому не хотелось. И, молча, допив водку в два приема, все стали одеваться…

— Приеду завтра рано утром, — уточнил Тиша, — надо уладить некоторые горящие дела. И отвел глаза.

На самом деле, как всегда, учуяв неминуемую смертельную опасность, Тиша уехал из города в только ему известном направлении сразу после баньки. Звериное чувство неминуемой гибели кричало, — уезжай из города, немедленно! И он сразу после бани, не заезжая домой, без охраны, направился на своем «Мицубиси-Аутландер» по направлению к соседнему областному центру.

Авдея также тяготило какое-то неясное ощущение. Приговор прозвучал. Исполнение было поручено ему… Но вовсе не это угнетало его психику. Концовка вечера в бане была пронизана ощущением неизбежной беды, чего-то незавершенного, недосказанного, нераскрытого, наконец…

* * *

Авдей потер кулаками виски — наваждение не проходило…

— Прибери тут. И жди. Скоро подъедут — поедешь с ними, — хмуро приказал он вошедшему охраннику, покуривавшему на крыльце. — Да поезжайте той дорогой, что справа от промзоны. Она, хоть ухабистая, зато нет ментовских постов.

Высокий жилистый мужчина, лет тридцати пяти, с неприметным скуластым лицом и длинным хрящеватым носом, вероятно и повлекшем кличку Сарыч, в пятнистой спецназовской форме цвета темного хаки, согласно кивнул головой.

Взяв полиэтиленовый пакет, он по-хозяйски смахнул со стола оставшиеся помидоры, огурцы и лук. Затем аккуратно завернул в двойной газетный лист куски сала, сверху положил хлеб.

— Заберете? — Сарыч протянул пакет Авдею.

Тот, в задумчивости уставившийся в какую-то точку в углу комнаты, вздрогнул, возвращаясь к действительности. Он с недоумением посмотрел на пакет, затем на охранника, хотел было что-то сказать, но только махнул рукой и вышел на улицу.

Выждав, пока затихнет шум отъезжающей машины, оставшийся охранник нагнулся и отодрал от днища скамьи прилепленный скотчем портативный диктофон. Затем он нажал на кнопку и сунул его в карман маскировочных брюк, предварительно оторвав остатки липкой ленты.

Из другого кармана он достал сотовый телефон и, набрав номер одним нажатием кнопки, глухо произнес в трубку:

— Подъезжай — есть посылка.

После чего Сарыч достал носовой платок, вновь подошел к столу и, воткнув безымянный палец правой руки в горлышко бутылки из-под «Столичной», приподнял ее, ухватив за донышко левой рукой с платком. Тщательно дважды прополоскав бутылку изнутри и не дотронувшись до поверхности, мужчина аккуратно опустил бутылку в пластмассовый контейнер для мусора, стоявший у входа.

Остатки недоеденной пищи со стола отправились следом. Блюдце с солью было накрыто бумажной салфеткой. В движениях мужчины чувствовалась хозяйственность и аккуратность. Он скомкал в один узел все валявшиеся простыни, взялся за деревянную ручку двери, ведущей в парилку, и замер, прислушиваясь.

Невдалеке затих шум автомобильного мотора. Пятнистая фигура в два больших прыжка очутилась возле двери и напряглась, слегка подавшись вперед. Прошло слишком мало времени, чтобы подъехал человек, которому он звонил. Неужто что-то учуял и вернулся назад Авдей? Рука потянулась к карману с диктофоном и вытащила его. Охранник в раздумье завертел головой…

Но потом он передумал, опустил диктофон назад в карман, протянул руку вверх и щелкнул выключателем. Свет погас. Окон в комнате не было. Охранник слегка приоткрыл дверь и, выглядывая наружу, вгляделся в темноту. Увидев очертания знакомой фигуры, он облегченно вздохнул и включил электричество, немного отойдя назад.

Тем не менее, поза его осталась напряженной и выжидающей. Он расположился боком к двери, сунув руку под куртку, где за поясом покоился пистолет. Большой палец правой руки со щелчком опустил вниз скобу предохранителя.

В дверь постучали.

Та-та — протяжно, а затем быстро — та-та-та. Знакомая морзянка. Созвучна словам — дай-дай, закурить. Или семерка, на языке связистов, служащая у них паролем. Охранник расслабился, подошел к двери и распахнул ее, впуская пришедшего. Левый глаз Сарыча подергивался в нервном тике.

По выражению лица охранника вошедший понял суть произошедшего замешательства и быстро объяснил: