А. В. Никитина, что, хотя в турецком предложении и в грамоте английского короля к цесарю о стороне великого государя и не упомянуто, однако же цесарь без «обсылки» с союзниками в договоры вступать не будет, поэтому теперь и извещает государя о начавшихся переговорах. Он, «облегат», думает, что, если турки уступят цесарю Белград или разорят его до основания и если царь удовольствуется приобретенным в войну от турок, мир может быть заключен, и упускать случая к его заключению, если только мир оказывается для цесаря и царя безубыточен, не следует. «Облегат» сообщил далее, что извещение о начавшихся переговорах сделано было цесарем и Польше, но заметил при этом, что из-за поляков, которые не склонны к миру, цесарь мирных переговоров не бросит, если только царь на них согласится. Одновременно с копией грамоты императора к царю «облегат» передал Никитину еще шесть документов, а именно копии с листа великого визиря к английскому королю, с письма короля Английского к цесарю, с основных статей мирного договора, предложенных турками, с грамоты Голландских Штатов к цесарю о посредничестве, с письма австрийского министра графа Кинского к английскому послу в Константинополе лорду Пэджету[284] и с письма Пэджета к королю. Таким образом, цесарский двор не скрывал своих намерений и начавшихся переговоров от союзников: и Россия и Польша были о них уведомлены. Никитин переслал эти документы в Амстердам, за исключением последнего, написанного на итальянском языке, который он отправил в Москву в Посольский приказ, так как при нем не было лица, знающего итальянский язык; с остальных документов были отправлены в Посольский приказ списки. В тот же день, 12 мая, когда присланные Никитиным бумаги были получены посольством, их перевели с латинского языка, на котором они были написаны, и немедленно доложили государю. Петр остался чрезвычайно доволен деятельностью Никитина, сумевшего добыть интересовавшие царя документы, и приказал выдать ему в награду 500 золотых. 13 мая послы, уведомляя резидента о получении присланных им бумаг, сообщали ему: «Те вышепомянутые твои писма донесены того ж часа, за которые и за все твое радение и службу милостиво похвален». Послы выговаривали ему только, зачем он переслал в Москву копию на итальянском языке с письма английского посла в Константинополе к королю. «И ты впредь, — замечали послы, — всякие нужные писма, на котором языке ни есть, присылай к нам, потому что нам нуждняе московского надобно». Третий посол особым письмом уведомил Никитина о пожаловании ему 500 золотых, и в тот же день в Москву в Посольский приказ послы писали «указом великого государя» о высылке Никитину этих денег[285].

XXI. Переписка с Москвой

К 13 мая царем среди пришедшей московской почты были получены, между прочим, письма от А. С. Шеина и Виниуса от 15 апреля. Оба письма — ответы на полученные царские письма из Дептфорда от 4 марта, и в обоих слышны отголоски тревоги, пережитой в Москве вследствие четырехнедельного перерыва в известиях от царя. «Писмо милости твоей, — обращается к Петру Шеин, — писанное из Детфорта 4-го марта, до меня дошло апреля в 11 день, зело нас обрадовало, что уже несколко почт от милости твоей писма не было». Шеин сообщает царю ход дела о постройке гавани при устье реки Миуса. По поводу напоминания в письме Петра, чтобы ему «не ложну быть о гаване», Шеин вновь свидетельствует, что рад с усердием исполнять царскую волю, обо всем в прежних письмах царю уже писал и переслал ему чертежи и записки инженера барона (Боргсдорфа). Барон сильно болен; теперь, впрочем, ему стало немного полегче, и он собирается в путь; он очень просит о шлюзных и прочих мастерах. Венецианец корабельный капитан Матвей Симунт брался почистить мели и пески в устье Миуса и подробно говорил о том с ним, Шеиным, и с инженерами; он находится теперь у А. П. Протасьева, а последний не хочет его отдать, ссылаясь на именной указ, что этому капитану велено обучать учеников «науке морского хода». Шеин просит Петра прислать шлюзных мастеров из-за границы, а если не собирается прислать, то велеть Протасьеву отдать упомянутого капитана: уже очень он полюбился барону. В заключение Шеин уведомлял Петра — об этом Петр, вероятно, беспокоился, — что бранденбургским бомбардирам жалованье по указу выдано и впредь будет выдаваться[286].

Письмо Виниуса еще более отражало пережитую тревогу. Из всех членов московского правительства Виниус особенно приуныл и растерялся, не получая от Петра писем. Он настолько был уверен в гибели царя, что с почтой писал уже не к нему, а к Лефорту. Наконец, 11 апреля он получил два царских письма из Дептфорда от 1 и от 4 марта. «Истинно, мой господине, — пишет он Петру от 15 апреля, — как по мрачной погоде солнце, по долгой суши дождь, по долгом посте яди, по болезни здравие егда наследует, а человека обвеселяет, тако и писаниа ваша, господская, нас всех обрадовали, понеже четыре недели ваших не было, а и посолских две недели не было ж». Виниус просит на будущее время принять некоторые технические меры при отправлении почты: обозначать номера на больших пакетах, чтобы знать, все ли пакеты получены. Одного пакета он недосчитывается, возможно, что пропал в Риге. Далее следуют московские известия о погоде в Москве, о пожарах, о суровости табачного головы Орленка и его уполномоченных: «Здесь, государь, грех ради наших, по се число уже три недели морозы ночные великие, а днем от солнца тепло, снег с поль согнало, поля оголились, зело опасно хлебу недород; обаче молим милостивого своего небесного отца да избавит нас всещедро от всякого зла. А и Вулканус по часту здесь бродит, уже трижды был в соседстве моем, и в прошлой неделе, естьли б не ветр противной, быть было и мне от него пограблену. В прошлой почте дерзнул есть напомянуть о табачном деле Орленкове: поступает зело сурово, а ево посланные еще злее, и просит он чево ему в указе великого государя не писано. Пожалуй, мой милостивой, не прогневись, что тем господство ваше отяготил; ей, ей, писал есмь истину с жалостию сердечною безо всякого своего пристрастия; однако же предаются в рассуждение старших». Письмо заканчивается обычным для писем Виниуса припевом о железных мастерах: просит, чтобы послы написали о них в Варшаву к резиденту А. В. Никитину, который может достать таких мастеров у польского короля из его саксонских владений[287].

В Петре растерянность, проявленная Виниусом, вызвала особенно сильное чувство досады. Неудивительно, что замедление почт могло навести сомнение на других; но ему,