– Все же, наверно, надо было пришить…

Генри крикнул, что пора ехать, пока доктора Финча не хватил удар.

– Ничего, Кэл, все будет в порядке.

Вернувшись в гостиную, она обнаружила, что дядюшка готов взвихриться от едва сдерживаемого нетерпения, являя собой яркий контраст Аттикусу, который непринужденно стоял руки в карманы.

– Идите, – сказал он. – А то через минуту придет Александра – и тогда вы точно опоздаете.

Они уже вышли на крыльцо, когда Генри остановился и, вскричав «Забыл!», кинулся в комнату Джима. Вернулся с какой-то коробкой и с низким поклоном протянул ее Джин-Луизе:

– Это вам, мисс Финч.

В коробке оказались две розовые камелии.

– Хэ-энк, – сказала она. – Они же покупные!

– Заказал в самом Мобиле. Привезли шестичасовым автобусом.

– И куда мне их?..

– Боже всемогущий! – взорвался доктор Финч. – Куда?! На подобающее им место! Поди сюда!

Он вырвал камелии из рук племянницы и приколол их ей к плечу, сурово оглядев при этом ее накладной бюст:

– Ну, может быть, вы наконец соизволите шагнуть за порог?

– Ой, сумочку забыла.

Доктор Финч извлек носовой платок и утер подбородок.

– Генри, – сказал он. – Ступай, заведи свою гадкую тарахтелку. Мы к тебе выйдем.

Джин-Луиза поцеловала на прощанье отца, а тот сказал:

– Надеюсь, это будет лучший вечер в твоей жизни.

Спортивный зал средней школы округа Мейкомб был изысканно украшен воздушными шариками и красно-белыми гирляндами из крепированной бумаги. В дальнем конце был накрыт длинный стол: бумажные стаканы, блюда сэндвичей, стопки салфеток окружали две чаши для пунша. Свеженатертый пол блестел, баскетбольные корзины подтянули к самому потолку, переднюю часть помоста украсили зеленью, а в центре по не вполне понятной причине установили большие красные буквы СШОМ.

– Красиво, скажи, а? – сказала Джин-Луиза.

– Загляденье, – подтвердил Генри. – И зал, когда нет игры, как будто больше.

Они присоединились к старшим и младшим братьям-сестрам, толпившимся у стола. Джин-Луиза явно произвела на собравшихся впечатление. Девочки, с которыми она виделась ежедневно, расспрашивали, откуда платье, словно их туалеты были не из того же магазина. «Кэлпурния купила у Гинзберга», – отвечала она. Мальчишки, которым она еще несколько лет назад выцарапывала глаза, застенчиво заводили с нею чинный разговор.

Когда Генри протянул ей стакан пунша, она шепнула:

– Если хочешь пойти к своим или еще чего – давай. Ничего.

– У меня свидание с тобой, Глазастик, – улыбнулся он.

– Я знаю, но не хочется, чтобы ты чувствовал себя обязанным…

Он рассмеялся:

– Не волнуйся, не чувствую. Я хотел привести тебя сюда. Пошли потанцуем.

– Пошли.

Он вытащил ее в центр зала. Из динамиков как раз полилась медленная мелодия, и Джин-Луиза, про себя отсчитывая «раз-два-три», справилась с танцем и сделала только одну ошибку.

Бал продолжался, и она поняла, что успех, пусть и скромный, она снискала. Ее приглашали наперебой, а если вдруг и случалась заминка, рядом неизменно оказывался Генри.

Самолюбие заставляло ее пережидать джиттербаги или латиноамериканские танцы, и Генри сказал, что когда она выучится танцевать и при этом разговаривать с кавалером, ей вообще цены не будет. Джин-Луизе хотелось, чтобы этот вечер не кончался никогда.

При появлении Джима и Айрин по залу пролетел гул. Джим не так давно был удостоен титула Самый Красивый, и на законных основаниях – от матери он унаследовал волоокий взор, от Аттикуса – густые, как у всех Финчей, брови и правильные черты лица. Айрин разоделась по последнему слову моды – облегающее платье из зеленой тафты, туфли на высоких каблуках, – а когда она танцевала, на запястьях у нее звенели десятки браслетиков. У нее были холодные зеленые глаза, иссиня-черные волосы, быстрая улыбка, и относилась она к тому типу девушек, в которых Джим влюблялся с завидным однообразием.

Он исполнил братский долг, потанцевав с Джин-Луизой, сказал, что у нее замечательно все выходит, однако нос блестит, и в ответ узнал, что выпачкан губной помадой. Отбыв песню, Джим вверил сестру заботам Генри.

– Не могу представить, что ты в июне уходишь в армию, – сказала она. – Неужели ты уже такой старый?

Генри открыл было рот, но неожиданно вытаращился и рывком притянул ее к себе.

– Что такое, Генри?

– Тебе не кажется, что тут жуткая духота? Пошли на улицу.

Джин-Луиза попыталась вырваться, но он держал крепко и дотанцевал с нею до боковых дверей, открытых в темноту.

– Ты ошалел, Генри? Чего я сказала-то?..

Он взял ее за руку и повел кругом к подъезду школы.

– Э-э… – сказал он затем и взял ее за другую руку. – Милая… Осмотри себя… э-э… спереди.

– Ничего не вижу в такой темнотище.

– Тогда пощупай.

Она пощупала и ахнула. Правая накладная грудь сдвинулась к самой середине, а левая уехала куда-то под мышку. Она вернула их на место и ударилась в слезы.

Села на крыльцо; Генри пристроился рядом и обнял ее за плечи. Выплакавшись, она спросила:

– Ты когда заметил?

– Вот честно, как заметил, так и вывел тебя из зала.

– Как считаешь – давно они надо мной ржут?

Генри покачал головой:

– Я думаю, вообще никто не видел. Слушай, Джим танцевал с тобой до меня – уж он обязательно сказал бы.

– У Джима голова занята одной Айрин. Циклон начнется – он и то не заметит. – Она вновь начала негромко всхлипывать. – Как я им теперь на глаза-то покажусь?!

Генри крепче обхватил ее плечи.

– Глазастик, поверь мне – эта штука сдвинулась, когда мы танцевали. По логике именно так получается – если что, сказали бы, сама же понимаешь.

– Нет, не понимаю. Они бы перешептывались и хихикали у меня за спиной.

– Ну не старшие же, – утешил Генри. – Ты же успела потанцевать с целой футбольной командой, пока Джим не пришел.

Да, она успела. Все игроки по очереди чинно просили оказать им честь: Джим втихомолку устроил так, чтобы его сестра получила удовольствие от вечера.

– И потом, – добавил Генри, – они мне не нравятся. Ты в них на себя не похожа.

Это ее уязвило.

– Вот так раз. Ты что хочешь сказать – я выгляжу в них смешно? Так я и без них смешная.

– Я хочу сказать, что ты – не Джин-Луиза. И вовсе ты не смешная. Мне вот очень нравится, какая ты.

– Спасибо, Хэнк, но ведь это неправда. Я толстая не там, где надо, и…