Они вышли из флигеля.

У крыльца к ним присоединился еще один боец. Когда Ефим шел по двору, он, должно быть, прятался за акациевыми кустами.

Рядом с калиткой стоял американский внедорожник, похожий на хорошо ошкуренного и покрытого лаком носорога.

Мимикьянова ощутимо ткнули пистолетным стволом в поясницу:

– Залезай!

Майор забрался в темный салон.

– Ну, смотри, мутила, если задумал задом вильнуть, сразу ляжешь! – сказал боксер. – Пуля в печень и – навсегда отыгрался! Шутки для тебя кончились, понял?

– Понял, – грустно отозвался Ефим.

Через три минуты лакированный носорог затормозил у огромной каменной горы старого депо.

Его ворота были закрыты. Когда-то в них свободно въезжали высокие красноколесые паровозы. Теперь они впускали внутрь только нагруженные мешками и коробками ручные тележки.

Рядом с большими воротами, находилась маленькая дверь с навесом. Через нее вечерами и входили те, кто обитал в Пахомовской гостинице.

Размещалась она, как и склад, внутри депо. Вдоль одной из его гигантских стен были возведены двухэтажные антресоли. На металлических антресолях лепились небольшие комнатки, разгороженные между собой фанерными листами. Туда вела железная лестница с перилами.

Хозяева привезенных овощей, фруктов и китайских игрушек селились прямо над своими товарами: они лежали на асфальтовом полу депо или хранились в стоящих тут же трехтонных контейнерах. Это очень устраивало владельцев товара. В любое время дня и ночи они могли успокоить свои торговые сердца. Стоило только выйти из комнатки на антресолях и взглянуть вниз: вот он товар внизу, целехонький!

Хорошо все придумал хитрый Пахом. Оттого никогда и не пустовали места в этой, так называемой, гостинице, где в номерах не было ни душа, ни ванны, да и туалет-то – один единственный на этаж. Не просто так текли слюнки у местных олигархов при мыслях о доходах, что приносил старый железнодорожный тупик.

В депо пахло южным базаром и угольной гарью давно уехавших паровозов.

– К кому? – спросил их серолицый морщинистый мужичок, когда они вошли.

Он сидел за вахтерской стойкой с телефоном и настольной лампой. На столе светил зеленым кошачьим глазом и негромко мурлыкал пластмассовый электрочайник.

– Да, мы тут к Серсенбаеву, из Астаны… – не слишком уверенно сказал Ефим, прикидывая, что же делать дальше.

– К какому такому Серсенбаеву? – прищурился бывалый вахтер. – Не помню такого…

И тут майора осенило. Он поблагодарил Провидение за подсказанное имя.

– Ну, к Серсенбаеву, Ермаку… – повторил майор, делая ударение на имени. В нем он сменил одну букву в отличие от того, как произносил его для своих конвоиров. Сделал он это не случайно: Ермак – это было прозвище Пахома, которое употреблялось только между своими.

– К кому-кому? – мужичок на вахте что-то уловил обостренным чутьем уголовника.

– Да, говорю же тебе, к Ермаку! Ер-ма-ку! Он на третьем ярусе в двадцатой комнате живет… Там раньше мужик из Барнаула жил? Вспомнил?

В Барнаульской колонии усиленного режима Пахом отбывал последний срок.

Морщинистый мужичок быстрым и внимательным взглядом скользнул по Ефиму и троице за его плечами.

– А! Да, есть такой… – будто вспомнив, протянул он. – Точно. Запамятовал я. Только не знаю, на месте он или нет… Я сейчас по телефону на этаж звякну. У нас тут просто так ходить-то не положено. Сами видите, товару сколько! – он показал рукой на уходящие в темноту горы мешков, коробок и ровные ряды трехтонных металлических контейнеров. – Вдруг, что пропадет, а мне потом отвечай!

Ефим обрадовался. Кажется, вахтер все-таки его понял. Майор знал: никакого телефона на железных антресолях не было.

Бдительный охранник покрутил диск и сказал.

– Это – Гриша. А Ермак есть?

Ему что-то ответили.

– Ну, да! Гости. Нет, не могу… Встретить их надо бы. Что ж они без сопровождения по складу ходить будут? Не порядок это! Хозяин этого не любит! Кто привел? – переспросил вахтер и покосился на пришедших. – Так человек этот, что у Ермака вечерял… Да, он Ермака и просил найти. Что гостям-то сказать? Пусть чуток подождут? Сейчас он подойдет? Ну, добре!

Морщинистый мужичок осторожно положил телефонную трубку, посмотрел на борца и неожиданно улыбнулся, показав блестящие стальные зубы.

– Вот сейчас Ермак сюда к вам и подойдет! Самолично! А вы пока тут подождите! На лавку присядьте! – он указал рукой на длинную деревянную скамью у входной двери.

Майор и его конвой отошли к скамье. Но не сели. Боксер посмотрел на Ефима и спросил:

– Так, как твоего казаха зовут, я не понял: Ермек или Ермак?

– Он на оба имя отзывается. – ответил Ефим. – У себя в Казахстане – Ермек, у нас – Ермак, нам это привычнее.

– Значит, деньги здесь лежат? – спросил боксер. В его глазах Ефим видел беспокойство.

– Да. Вон там! – майор махнул рукой в темную перспективу депо. – У него контейнер в дальнем конце стоит. Деньги – в нем.

Они помолчали, потоптались на месте.

Прошло минут пять.

Мимо них прошли с улицы двое таджиков в тюбетейках и красивая черноволосая женщина в разноцветном атласном халате. В такт шагам качались ее тяжелые золотые серьги. Они подошли к железной лестнице, ведущей на антресоли и, стуча каблуками, стали подниматься вверх.

– Ну, где твой казах? – дернул шеей боксер. – Что он там, свой лук по штукам пересчитывает, что ли?

Майор пожал плечами:

– На востоке торопиться не любят.

В этот момент входная дверь открылась и вместе с волной свежего воздуха в депо вошла группа – человек в десять. Они встали живой стеной напротив Ефима, борца и двух его подручных. У каждого из вошедших в руках было оружие: двуствольные охотничья ружья, какие-то непонятные револьверы и просто ножи.

Вахтер положил на бордюр своей стойки десантный вариант автомата Калашникова и припал щекой к его затворной коробке.

– Стволы на пол! – скомандовал стоящий в центре загорелый квадратный мужик.

Боксер развел руки в стороны и подчеркнуто доброжелательным тоном сказал:

– Да, вы что мужики? У нас к вам никаких дел! Нам Ермак нужен из Казахстана! Поговорим с ним и все! И уйдем!

– Стволы! Ну! – повторил квадратный и шевельнул стволом «ижевки».

Боксер обвел взглядом глядящие ему в грудь черные отверстия, сунул руку за борт пиджака, медленно вынул пистолет и, присев, осторожно положил его на асфальтовый пол.

– Все-все, мужики! Раз надо, так надо! Только не волнуемся! – успокаивающим голосом сказал он, поднимаясь.