— Откройте его! — велел Кирнан.

Онора сообщила, что ящик на запоре. Кирнан посоветовал вскрыть его при помощи ножа. Сестра Слэтри поинтересовалась, а есть ли нож у самого сержанта. Что-то похожее на нож нашлось. Сверху послышался скрежет металла о металл.

— Пальцы занемели, не слушаются, — призналась Онора.

И несколько секунд спустя:

— Да, Бог ты мой! Лезвие сломалось!

— Не важно, продолжайте действовать обломком, — посоветовал Кирнан. — Дело в том, что в ящике вполне могут быть сигнальные факелы.

Салли слышала, как Онора Слэтри молотит по ящику обрубком ножа. И пробормотала:

— Добрый Боженька, если ты сострадаешь этой несчастной девушке, сделай так, чтобы она открыла этот окаянный ящик.

И искренне удивилась, когда ящик все-таки открылся. Произошло то самое чудо, в которое так верят католики, но не хотели верить дрейфующие на плоту уроженцы Ольстера, поскольку все они ворчливо запротестовали.

— Ну, что у нас здесь? — послышался голос Слэтри. — Кувшин с водой. Как раз для старшей сестры Митчи.

— Я бы тоже не отказался хлебнуть глоточек, — сдавленным голосом произнес сидевший на плоту сержант.

Тут Салли поняла, что и ее мучает жажда. Холод и жуткая, жуткая жажда. Она обратилась в ледяную пустыню, которую не в силах вернуть к жизни даже живая вода. И не удивилась, увидев рядом, как раз там, где раньше на воде держалась Онора, свою мать.

— Жизнь прекрасна, — сказала мать, но с характерным для всех Дьюренсов неодобрением в голосе, которое невольно наводило на мысль, что и смерть ничуть не менее прекрасна. И Салли со смесью гордости и гадливости вдруг явственно ощутила то, чего они добились, — накопили смертельную дозу морфия, по каплям собрали, как… Как что? Как невинные дети в лесу собирают ягодки — одну к одной… Да, пришло время платить по счетам, если смерть все же прекрасна. Пришло время исследовать бесконечность содеянного. Вот она, бесконечность, протяни руку, возьми и исследуй себе, сколько влезет.

— Бинты и еще какая-то толстая палка, — доложила Онора, перечисляя содержимое ящика.

— Это и есть факел, — сказал Кирнан. — Смотрите, чтобы он никуда не делся. И держите его в сухом месте.

— Откуда здесь взяться сухому месту? — с недоумением спросила Слэтри.

— Ну, смотрите, чтобы он хотя бы не отсырел, — уточнил Кирнан. — И как только заметите следующий корабль, сразу передайте его мне. Только сами не пытайтесь поджечь, а то обожжет вас фосфором.

— Я бы и не стала пытаться сама, — ответила Слэтри, и в голосе ее чувствовалось некое удивление: мол, как же это я в свое время этому не научилась? Видимо, что-то профукала.

— Вы бы сами на плот забрались, когда потребуется зажечь факел, — посоветовала Наоми. — А то, не дай-бог, уроните его в воду.

Салли увидела, как в воду соскользнул еще один солдат, но, похоже, кроме нее, этого никто не заметил, а если и заметил, то не подал виду. Она видела, как он поплыл — ей отчего-то подумалось, в сторону Египта.

— Есть у кого-нибудь красный платок? — громко спросила Наоми.

Онора повторила вопрос, обращаясь к тем, кто был на плоту. Потом, судя по долетавшим звукам, вроде начала шарить по карманам.

— У нас все носовые платки серенькие, — объявила она.

— И такие подойдут! — заверил Кирнан.

Нет, Кирнан с Наоми точно мыслят в унисон.

— Можно сказать, мы спасены, — объяснила остальным Наоми.

Все сидевшие на плоту просили хоть глоточек воды. Наоми подавала кувшин сидевшим у края. Но вышло так, что воды досталось лишь нескольким солдатам — из-за того, что все одновременно потянулись за водой, кувшин каким-то образом выпал и едва не утонул в море, правда, его вовремя успели подхватить. Но пресная вода была безнадежно испорчена морской. Естественно, это вызвало проклятья спасающихся — такое сокровище, и вдруг утрачено. Как говорится, вдобавок ко всему. А тут, тоже вдобавок ко всему, стало темнеть — солнце садилось. А уж в темноте, пришло вдруг на ум Салли, им не удержать меня от попытки обследовать окружающее пространство. Как говаривала ее великодушная, готовая простить всех и вся мама: «Сами как-нибудь выкрутимся». И Салли с радостью предвкушала будущую авантюру. Боли в натруженных кистях и в сердце как не бывало.

Не имея возможности заглянуть за высокий борт плота, она каким-то образом все же почувствовала, что на море вдруг появилось полным-полно кораблей. Два довольно крупных — как доложила Онора, да в придачу третий, поменьше, зато более проворный.

Вдобавок ко всему факел! — потребовал Кирнан.

Слэтри осторожно — не дай бог, и он окажется в воде, передала ему сигнальное устройство. Салли видела, как Кирнан, сосредоточенно насупившись, ни дать ни взять профессиональный спасатель, резко выдернул кольцо запала и поднял факел высоко над готовой. Факел пылал ярче солнца. Кирнан размахивал горящим факелом, а Слэтри, стоя на плоту, — серым платочком. Один из кораблей — тот, что побольше, — сменив направление, стал двигаться к их плоту на свет факела. На плоту все наперебой вдруг отрывисто заговорили.

— Черт возьми, они нас заметили! — воскликнул сержант. — Кто-то из этих тупиц все же нас засек. Не все там, оказывается, слепцы! Они видят нас! Видят!

Но, как бы раздумывая, большое судно повернуло кормой к ветру. Стало быть, их вновь решили послать подальше.

— Да не может же он взять и просто уйти! — вдруг вырвалось у Наоми. — Всем оставаться на местах. С него спускают на воду шлюпки.

Появился британский баркас — наименьшее из всех трех судов — и прошел мимо, подняв приличную волну. Был слышен затихающий рокот его двигателя, когда баркас остановился у перевернутой шлюпки, в края которой вцепились несколько человек. Находившиеся на плоту видели, как на борт поднимают людей. Вскоре баркас переместился к другому, невидному им плоту забрать людей. Палуба баркаса буквально кишела спасенными, когда судно стало приближаться к ним.

— Держитесь! Потерпите еще немного! — в рупоре послышался чей-то хорошо поставленный и лишенный эмоций голос. — Вас сейчас заберут французы. Мы просигналили им, и они подтвердили прием.

Конечно, все это могло показаться пустыми отговорками, но в конце концов остававшиеся на плоту убедились, что баркас и так перегружен до предела — даже корма просела в воду. Салли ощутила прилив бешеной злобы к оказавшимся на борту баркаса. Их плот оказался в кильватере баркаса, вскоре из мглы стал вырисовываться внушительный силуэт. Эсминец, пояснил кто-то. Когда плот завертелся на вскипевшей от ударов винтов воде, они заметили на высокой мачте знакомый триколор.

Буквально тут же появился и второй французский эсминец, оттуда стали поспешно спускать на воду шлюпки. Их спасали, и спасали по-настоящему.

На палубе французского эсминца оказались несколько десятков «детей „Архимеда“». Каждого, кого поднимали на борт, матросы со смешными, словно игрушечными помпончиками на бескозырках тут же укутывали в одеяло. Прикосновение сухой, теплой, такой надежной и толстой ткани Салли восприняла как благодать Божью и, лежа на палубе рядом с Неттис, вдруг подумала, а почему не взять да не изменить их чудные имена на обычные, чтобы можно было бы хоть отблагодарить этих матросиков. Моряки. Они соприкасались с телами этих моряков, пока те их заворачивали в одеяла, но никаких эмоций не возникало. Все равно что ненароком коснуться кого-нибудь из своих коллег. Неттис лежала рядом, завернутая в одеяло, дрожа от холода, на металлической обшивке палубы, так напоминавшей родную, «архимедовскую».