И опять Мена представил себе оборванную веревку в водной шахте, хотя он был слишком старым солдатом, чтобы такие мысли могли расстроить его.

– Мой старый друг, – сказал он Абишуа, – ты отважно сражался до самого конца.

Абишуа улыбнулся.

– Сражаться легче, чем править, – проговорил он.

Мена взглянул через плечо на хмуро сидящих людей и на троих раненых, лежащих вдоль стены.

– У нас еще есть немного вина, – сказал он громко, – но к заходу солнца оно закончится. Тогда те, кто все еще может сражаться, лягут поспать, в то время как я буду наблюдать за всеми.

Никто не проронил ни слова и даже не попытался возразить, что для раненого человека не спать всю ночь будет очень тяжело. Вино, сэкономленное до полудня, было принесено и выпито. Но даже это, как заметил Мена, не приободрило людей, хотя они быстро уснули. Все стали подниматься на крышу, где могли наблюдать за местностью, в то время как раненые и пленный остались внутри.

Мена начал подниматься по лестнице, скрывая боль. Его голова кружилась от потери крови и вина. Не произнося ни слова, люди расположились по углам, а Мена полулежал у бойницы, наблюдая, как восходит луна над Иерусалимом, и вдруг он понял, что это последняя ночь в его жизни. Ему было тяжело умирать на чужбине, в ссылке, забытым, выброшенным, подобно мечу, который отслужил свой срок. А самой худшей была мысль о том, что он останется непогребенным, хотя религия учила, что душа погибнет, если тело не сохранить. Однако почему его дух должен заботиться об этих высохших долинах и вечно вздыхать по египетским рекам? Ему так хотелось, чтобы его жизнь была счастливой. Он завидовал Тотмесу, который, должно быть, погиб, выполняя задание, а не выжил, чтобы молча страдать в течение многих бесславных лет.

Солдаты затихли. Мена вытащил кинжал и проверил, хорошо ли перевязана его рука. Полночное убийство он считал своим последним долгом, потому что если Сол умрет, то у людей не будет никакой надежды вступить в сговор с Белой. Как они смогут продержаться, он не хотел думать. А вдруг произойдет чудо, и помощь придет или пойдет дождь. Мена осторожно поставил ногу на ступеньку.

В башне горел огонь, от которого можно было быстро разжечь факелы в случае необходимости. Мена с трудом мог различить, что раненые затихли и пленник лежал неподвижно, как камень. Двенадцать медленных шагов вниз по лестнице и три быстрых – до пленника. Одна рука должна зажать рот пленнику, а другая, с кинжалом, – перерезать ему горло. Человек лежал лицом вверх так, что было легко выполнить задуманное. Мена сжимал и разжимал левую руку, боясь, что она может не послушаться его. Все должно быть сделано без единого звука.

Мена уже стоял на последней ступеньке лестницы, и ему осталось сделать три решительных шага. Один из раненых проснулся и начал что-то бормотать, а пленник молчал. Мена держал левую руку наготове, и, когда передвигался, она немного вздрагивала. Его обожженная правая рука крепко сжимала кинжал, голова кружилась от боли, и он стоял, покачиваясь из стороны в сторону. Три быстрых шага, и он бросился на пленника.

Молодой Сол был уже мертв. Мена заметил это, еще даже не прикоснувшись к телу. Открытые глаза пленника блестели при свете факела, но уже ничего не видели. Мена спрятал кинжал и дотянулся до факела. Он хотел осмотреть пленника. Когда они его захватили, то им казалось, что он чувствует себя неплохо, поэтому никому и в голову не пришло осматривать его рану. Молодой и энергичный, он умер безропотно. Это был хороший конец.

Мена отвернулся и на мгновение задумался. Он заметил, как что-то похожее на золото блеснуло на руке Сола, наполовину скрытой одеждой. Богатство уже не интересовало Мену, но он не мог удержаться от любопытства: что же скрывалось под одеждой? Он застыл от изумления: на руке Сола был его браслет, тот самый, который он получил за доблесть и который дал посланцу с просьбой найти внука Абишуа, а теперь он вернулся к нему на руке сына Белы. Предположительно тот выбросил письмо Мены в канаву, как грязь. Но он даже не мог себе представить, что посланный отдал украшение из чистого золота сирийскому юноше. Мена думал о сирийских солдатах, сопровождавших гонца не так много дней назад и перешедших на сторону Белы. Возможно, они убили его и забрали браслет. Они могли использовать его, чтобы заключить союз с пастухами, они могли принести письмо назад в город, чтобы посеять смуту среди жителей.

Мена отчетливо понял, что, если бы дань была отсрочена, помощь из Газы уже пришла бы. Напрасно он отправил Тотмеса. Помощь пришла бы, если Бела был достаточно глуп и ждал ее и если бы пошел дождь. Время и вода спасли бы его. Если бы Бела верил, что гарнизон сдастся, он мог бы предложить сделку, например, обменять своего сына на воду. Мена решил, что, когда проснется нубиец, он убедит его попробовать сначала этот план.

Все произошло как задумал Мена: к полудню Бела дал им воду, которой было достаточно для людей, чтобы пережить жаркое утро. Они сразу же выпили всю воду, а потом спустили со стены труп сына Белы. Мена сказал:

– Когда он увидит, что его обманули, он нападет.

Увидев, что сын мертв, Бела закричал от ярости, и на башню обрушился ливень стрел, падавших на парапет, но никому не причинявших вреда. На площади не было заметно никакого волнения, вопреки ожиданиям Мены. Но зато повсюду в городе слышался стук молотков и виднелись столбы дыма.

– Они серьезно готовятся, – сказал Мена царю. – На сей раз они нападут со смолой и огнем.

Абишуа не ответил, а лишь смотрел на небо.

– Я думаю, что сегодня вечером будет дождь, – сказал он.

Мена улыбнулся:

– Мой старый друг, ты и я никогда не увидим этого дождя.

Тем не менее он непрестанно думал о том, как им продержаться подольше. Если все же гроза придет, то, возможно, Бела будет ждать, пока башня не высохнет после дождя.

– Сколько у нас труб? – спросил он у нубийца.

– Три.

– Вы и два самаритянина возьмете их и станете на стену с внешней стороны. Когда Бела даст сигнал для атаки, вы начнете трубить в них изо всех сил. Вы будете трубить, чтобы спасти свои жизни, да так, чтобы эхо ответило с гор, а нападающим будет казаться, что это идет помощь из Газы. Бела может отложить атаку, послать разведчиков, чтобы проверить, действительно ли идет помощь. Если атака задержится хотя бы на полчаса, возможно, к этому времени пойдет дождь. – Мена говорил уверенно, хотя и сам не очень верил в то, что гроза разразится вовремя.

– Они нападают! – крикнул наблюдатель с зубчатой стены. – Я вижу, как их машины приближаются к нам.

– Трубите в трубы! – приказал Мена. Он встал и сжал кинжал, поскольку из-за раненой руки не мог взять никакого другого оружия. – Поднимайте трубы и трубите! – Он бросил взгляд на горы и прикинул, что гроза может начаться через час.

Солдаты трубили изо всех сил, и отдаленное эхо отвечало им с гор. Они опустили трубы, прислушиваясь, а потом затрубили снова.

– Они приостановились! – закричал сторожевой. – В городе паника.