Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но тут Джонатан забыл свой телефон.
Или нет – не забыл. Теперь Грейс с ужасающей и безжалостной ясностью поняла одно: телефон Джонатана никак нельзя было забыть там, где она его обнаружила, – засунутым за кожаные кофры в прикроватной тумбочке. Люди не «забывают» такие важные вещи, как мобильные телефоны, в местах, куда так трудно добраться.
Вот эта странность и не давала ей покоя.
Обсуждение планов на день: проверено.
Изменение планов: проверено.
Случайно оставленный телефон после впопыхах переданного сообщения об изменившихся планах: не проблема.
Но положить телефон у задней стенки прикроватной тумбочки, за кожаными кофрами?
Совершенно бессмысленно. Дело в том, что Джонатан любил проверять телефон. Он как-то сказал, что от звуков ее голоса, даже с профессиональными нотками по офисной линии, ему становилось безопаснее и спокойнее, и эти слова тронули Грейс. Она знала – всегда знала, – что с самой первой их встречи он считал ее своей настоящей «родней». Она знала, что привнесла в его жизнь то самое ощущение надежности и очага, чего он был практически лишен в своей кровной семье. То, что он начал с ничего не обещавшего старта и превратился в тонко чувствующего, любящего и целеустремленного человека, говорило ей все, что ей следовало знать о том, что он собой представляет.
Но, даже размышляя об этом, Грейс припомнила кое-что еще. Или кого-то еще. Женщину, много лет назад лежавшую на кушетке у нее в кабинете. Кушетка осталась та же, но кабинет сменился. Прежний, самый первый располагался на Манхэттене, за Йорк-авеню в районе Верхних восьмидесятых улиц. Тогда Грейс только начинала карьеру психоаналитика, только что закончила обучение, покинув тесные, жутковатые покои мамы Розы, и эта женщина, эта пациентка… Грейс не смогла бы припомнить ее имя, но помнила ее шею, довольно жилистую и длинную, которой можно было даже позавидовать. Женщина пришла одна, но заговорила не о себе. Ей хотелось поговорить о муже, поляке-юристе, работавшем помощником адвоката. Она впервые встретилась с ним в местном спортзале, а потом в своей любимой кофейне, где тот человек во время коротких ухаживаний откровенно рассказал ей ужасную историю о своем детстве, полном лишений и страданий, которая растрогала бы самого закоренелого мизантропа. Из практически неграмотной семьи в университет, потом эмиграция в одиночку, приезд без гроша в кармане и с дипломом адвоката, совершенно бесполезным в Соединенных Штатах, из-за этого работа на юристов младше и менее одаренных, чем он, жизнь в ужасной, снимаемой в складчину квартире, практически в общежитии в Куинсе, постоянные угрозы депортации – словом, жуткая история. До тех пор, пока она не спасла избранника своей любовью, браком и практическими советами и действиями для подтверждения его юридического образования. Та женщина как-то раз сказала, когда Грейс тонко намекнула, что, возможно, та не столь уж хорошо знала своего мужа, как ей казалось. «Взгляните, откуда и кем он прибыл и кто он теперь, – ответила женщина. – Вот и все, что мне нужно знать».
Она сказала, что он никогда бы не пришел на сеанс. Как поляк, объяснила женщина, он просто не верил в психоаналитику. А потом женщина тоже перестала приходить. Много лет спустя Грейс увидела ее в сырном отделе магазина «Элис» на Третьей авеню и осторожно с ней заговорила. Женщина по-прежнему жила в той же маленькой квартирке, но теперь растила дочь одна. Ее муж-поляк ушел от нее вскоре после рождения малышки, выписал в Штаты женщину еще из жизни на исторической родине, потом женился на ней и нанял партнера в своей новой юридической фирме, чтобы тот представлял его во время развода. И да, ему удалось найти надежное пристанище для своих боли и страданий.
Грейс сидела, не шевелясь. На Парк-авеню раздался вой сирен. Она натянула на плечи одеяло. Снова открыть ноутбук Грейс не смогла. Она представила, как набирает слова «детская», «Кливленд», «онкология» и «конференция», но отчего-то не могла себя заставить. К тому же все это уладится само собой. Она просто накрутила и взвинтила себя, вот и все. В своей практике она сотни раз видела подобное, и, разумеется, иногда за этим что-то стояло. Частенько. Но не всегда. Отнюдь не всегда.
На самом же деле, почти с облегчением подумала Грейс, нечто подобное уже однажды случилось без каких-либо ужасных последствий. Много лет назад, в самом начале их семейной жизни, вспоминала она – воспоминания и вправду нахлынули на нее с той же всепоглощающей и такой бессмысленной паникой! – произошел случай, немного похожий на этот, когда она прожила день или чуть больше, не совсем точно зная, где находился Джонатан. В то время он был ординатором, и, конечно же, ординаторы с их безумными полуторасуточными дежурствами и вправду исчезали в больнице, словно уходя на дно океана, и всплывали совершенно вымотанными, сбитыми с толку и неразговорчивыми. К тому же то было время без вездесущих мобильных телефонов, так что если уж ты погружался, то глубоко: ни меток на радаре и никаких пузыриков, указывающих твое примерное местоположение. Забавно, подумала она, но так, наверное, в те времена было лучше для всех – не иметь возможности вступать в контакт. Сейчас Грейс бы не допустила, чтобы Генри передвигался без мобильного телефона. Без, если уж честно (и если такое было бы возможно!), встроенного джипиэс-локатора. Однако пятнадцать лет назад не казалось столь ужасным, что Джонатан исчез на пару дней, не отвечая на сообщения, которые она оставляла ему в больнице, а потом на автоответчике.
Тогда они совсем недавно поженились, оба