их в „забрызганных кровью квартирах“, где их тела потом находят дети. По-моему, для детей это очень даже нехорошо. Это может породить у них „проблемы“. Может стать причиной „психологических травм“. А еще я не знаю, где мой муж».

Грейс добралась до офиса примерно за десять минут до появления первых пациентов, совершив привычный обход: включила свет, проверила туалет, пополнила запас салфеток и еще раз пробежалась по сегодняшнему расписанию. Похоже, намечается целая тема, думала она, просматривая назначения. Должна явиться пара, которая в прошлом году после романа мужа на стороне решила пожить порознь, а затем приняла взвешенное и твердое решение прийти к примирению, хотя Грейс (одобрительно отнесшаяся к этой попытке) не верила, что муж-сценарист и вправду перестанет ухлестывать за другими женщинами. Следующей придет женщина, «студенческие эксперименты» мужа которой с мужчинами снова обострили их отношения и во время сеансов сделались доминирующей темой. Сегодня она придет одна, и, хотя Грейс обычно не соглашалась принимать пары поодиночке, на этот раз была почти уверена, что совместные сеансы практически закончились и что жена захочет посещать ее одна после того, как супруги официально разошлись. А после было назначено время новой пациентке, жениха которой арестовали за растрату в компании, где они оба работали; женщина находилась в чрезвычайно подавленном состоянии. Затем Грейс предстояло отправиться на ужин к отцу.

И она не знала, где находится Джонатан. Она открыла электронный почтовый ящик и набрала его адрес. Ее очень раздражало, что она почти приказывала ему связаться с ней. Да, он бывал рассеянным. За многие годы он пропустил массу встреч, приглашений на ужин, скрипичных концертов сына и, разумеется, таких тупых праздников, как День матери или День святого Валентина, которые служили лишь для того, чтобы распродать побольше шоколадных конфет и поздравительных открыток. Однако всегда существовала причина, и причина такого свойства, что становилось стыдно за вопрос «почему?» – например, умирающий от рака малыш.

«Джонатан, – печатала она, – пожалуйста, позвони мне сейчас же. Буквально: КАК ТОЛЬКО ПРОЧТЕШЬ ЭТИ СЛОВА. С Генри все хорошо, – писала она, чувствуя вину за озлобление, которое сама наверняка почувствовала бы после получения вот такого письмеца. – Позвони мне как можно быстрее».

И она отправила письмо в чересполосицу интернет-серверов, чтобы оно отыскало его, где бы он ни находился, в каком бы городе на Среднем Западе действительно ни проходила бы конференция по детской онкологии. Но на самом ли деле это была конференция по детской онкологии? Может, он ее так назвал из-за своего интереса к детской онкологии, но сама конференция проводилась по общей педиатрии или по общей онкологии, или по какой-то смежной области медицины. Например… по новым препаратам, основанным на антителах или генных технологиях, или же это был семинар по паллиативной или даже нетрадиционной терапии. Ну, возможно, не по нетрадиционной терапии. Она представить себе не могла, что Джонатан захотел бы поприсутствовать на конференции по нетрадиционным методам лечения. Как почти все врачи, с которыми ему доводилось работать, Джонатан твердо придерживался канонов и принципов традиционной медицины. Грейс знала лишь одну его коллегу, которая проявляла интерес к тому, что она сама называла «параллельными лечебными методиками». Она давным-давно уехала из Нью-Йорка, чтобы практиковать где-то, как смутно припоминала Грейс, на Юго-Востоке.

Нет, но Грейс вполне могла бы и сама быть во всем виноватой, потому что постоянно отвлекалась… ну, на очень многое. На работу со всеми вытекающими, на сына, на благотворительность, на книгу, в конце-то концов! Она могла легко взять несколько не связанных между собой понятий, как педиатрия, онкология, авиаперелет, и каким-то образом «синтезировать» вполне правдоподобное явление: конференция по детской онкологии в Кливленде. «Как это похоже на меня!» – почти весело подумала она. Но это было совсем на нее не похоже. И никогда раньше ничего похожего не случалось.

Прибыла пара. Когда Грейс спросила, как прошла неделя, муж завел язвительный монолог о продюсере, в прошлом году купившем у него сценарий, но теперь, похоже, передумавшем ставить по нему фильм. Его жена с мрачным лицом сидела на другом краю кушетки, донельзя взвинченная, а муж все продолжал выстраивать пирамиду из антипатий и обид: на ассистента продюсера, который вел себя то пассивно, то агрессивно, явно не понимая, что в твоих же интересах любезно вести себя с людьми, если хочешь забраться повыше; на своего агента, которому понадобилось четыре дня для ответа на звонок, хотя на второй день его видели на обеде у Майкла, и он явно не возлежал на смертном одре, чтобы не суметь нажать несколько кнопок на телефоне.

Грейс, у которой голова шла кругом, то слушая, но не слыша, то делая вид, что слушает, кивала всякий раз, когда муж переводил дух, но не могла заставить себя перебить его, и от этого чувствовала себя просто ужасно. В свое время, когда она училась на выпускном курсе, бытовал студенческий анекдот, который казался ей тогда совсем не смешным. Два психоаналитика много лет каждое утро и каждый вечер ездили вместе на лифте – их кабинеты располагались по соседству. Один из них – мрачный, подавленный, согбенный от бремени обуревавших его пациентов проблем. Другой – всегда радостный и полный оптимизма. И вот после долгих лет таких разительных контрастов, мрачный психоаналитик обратился к своему коллеге: «Видите ли, я не понимаю. Наши пациенты переживают столько ужасных страданий. Как вы можете их целыми днями слушать и по-прежнему оставаться счастливым?» На что его коллега ответил: «А кто слушает-то?»

Грейс слушала всегда. Но сегодня, именно теперь, она просто не могла слушать. Не могла слышать.

Жена ерзала на месте, явно все больше возмущаясь после очередного словесного убийства, происходившего на другом конце кушетки. Актрисы, которая должна была пробоваться на роль, но явно была старовата. Молодого фаната Тарантино из числа посещавших семинар мужа по сценарному мастерству и пожаловавшегося на него в Фейсбуке, заявив, что он ничего собой не представляет, потому что по его работам не сняли ни одного фильма. Свояченицы, настаивавшей, что в этом году они все отправятся на Рождество в поганый Висконсин. Но это же смешно, потому что она их даже не любила и всегда доставала старшую сестру, его жену. Так с чего она взяла, что они целое состояние потратят на билеты и проторчат в аэропорту в самый суматошный день года? Это лишний раз доказывает, насколько она одержима бредовыми идеями.

– Да? – спросила Грейс.

Жена еле слышно выдохнула.

– Тут все дело в мамаше Сары, – продолжал муж. – Несколько месяцев назад она позвонила Саре и сказала ей, чтобы