Иннокентий стиснул зубы. Молчать, молчать, молчать…

— Ну, помоги мне. Я же ни на что не могу претендовать, кроме как своего ребенка. Ну что, тебе эти двадцать штук погоду сделают? Ну так я дам их тебе. Но тогда сестра твоя получит меньше…

Иннокентий заставил себя прижать спину к спинке стула.

— Никита, а почему я должен тебе верить?

— А почему тебе мне не верить?! — Никита повысил голос. — Тебе-то чего бояться? Лида не придет к тебе за деньгами и нового ребенка не будет. Чего ты теряешь?

Иннокентий молчал. Никита тяжело выдохнул.

— Понимаю… Хочешь просто, чтобы по-твоему вышло. И тебе плевать, что будет с Тимкой и Лидой. Но я не разведусь с твоей сестрой, потому что хочу быть с сыном. И она не разведется со мной. Хоть усрись! Ты ничего не сделаешь с этим! И я вообще не понимаю, что ты лезешь в нашу жизнь? Что я тебе поперек горла-то встал? Я у тебя лично ни бабла не взял, ни бабу не увел. И половину из них снимал твой дядька на всех. На тебя тоже!

Иннокентий бросил стул и опустил на стол кулак.

— Хватит! Заткнись! — прорычал он шепотом.

Никита только рассмеялся.

— Ага! Люблю я, Гореловы, ваши двойные стандарты. То, что вам можно, другим нельзя.

— Ты, кажется, просить пришел…

Никита вскочил.

— Да ничего мне от тебя не надо. Когда квартиру освободить?

— Когда ты мне справку о съеме новой принесешь, — одной рукой Иннокентий сжимал теперь Настино плечо, а пальцами другой выбивал дробь на столе. — Пока Тимка будет жить у бабушки.

— Какое же ты дерьмо, Горелов!

Никита размашистым шагом вышел из кафе, шарахнув дверью так, что обернулась не только официантка, но и посетители. А Настя тут же поднялась, скинув его руку, и проговорила скороговоркой:

— Я пойду уже. У меня дела.

— Настя, сядь, доешь торт и выпей кофе, — Иннокентий пытался говорить ровно, но выходило с трудом. — Семейные дела моей сестры — это ее семейные дела, и я буду решать их, как умею. Пожалуйста, не мешай сюда наши с тобой отношения.

— У нас нет никаких отношений, — пробубнила она себе под нос.

— У нас есть отношения. Я никого никому еще ни разу не представлял своей девушкой. Ты — первая. И я, как и ты, не люблю лгать. Пожалуйста, Настя, — он снова тронул ее за плечо. — Я впервые иду на открытые отношения. Мои родственники не подарок. Все, как один. С ними будет тяжело, предупреждаю сразу. Но со мной будет легко. Это я могу тебе пообещать с чистой совестью.

Она продолжала глядеть в стол, и он чуть нагнулся, но не тронул губами щеку, хотя и очень хотелось.

— Настя, давай по-взрослому. Я не маленький мальчик. Никита не особо привирал. Дядя умело ведет переговоры — знает, кому налить, кому бабу снять. Такие уж мы люди, нас не переделать… Отец с его принципами побирался бы. И да, в его глазах я не всегда был хорошим сыном, но… Настя, — Иннокентий выдохнул. Шумно. — Я хочу, чтобы ты мне доверяла. Ты мне очень нравишься, Настя. И… Ну в общем все. Пей уже кофе. Или взять другой?

Она мотнула головой и отхлебнула из чашки. Потом взяла ложку, по-прежнему не глядя в его сторону.

— Кеша, не надо мне помогать, — прошептала она, прожевав наконец кусочек медовика. — Помоги лучше сестре.

Он хотел взбрыкнуть, потому вцепился зубами в край кружки. Держать себя в руках рядом с Настей невероятно трудно. Да и вообще невозможно!

— Это две не взаимосвязанные вещи, — цедил он сквозь зубы. — Ты — это ты. Лида — это Лида.

Иннокентий вынул из кармана телефон и набрал сестре.

— Лида, я психанул. Никита еще не позвонил, нет? Короче, никуда вам съезжать не надо. Но Тимка пусть поживет пока на даче. Пока ты не оклемаешься. Ну, ты поняла…

Лида молчала. Он ждал.

— Давай я приеду? Давай все обсудим? Ну не молчи ты!

— Я не хочу ехать туда с Никитой, — послышался наконец из динамика дрожащий голос сестры. — Ты меня отвезешь? И дождешься?

— Отвезу и дождусь. Лида, это правильное решение. И я с дядей Сережей поговорю про работу.

— Я не хочу у вас работать, — ответила она мгновенно. — Да я лучше в библиотеку пойду!

— Лида, ну что ты заводишься? Мы же семья.

— Ты — да. Они — нет.

— Блин, Лида… Ну к черту! Опять ты гонишь на дядю. Ладно, сама назначишь? Вдруг чего-то спрашивать будут, я ж не знаю, что ответить. Перезвони, я отменю все встречи.

— Сейчас позвоню. Маме только ничего не говори. Хорошо?

— Хорошо. Сама все потом скажешь, — он сжал губы, даже пожевал их чуть-чуть. — Лидка, ты же самая замечательная. Ты у меня шоколадные конфеты из новогодних подарков не тырила.

— Дурак ты…

— Пока.

Он убрал телефон и шумно выдохнул.

— Я дождусь звонка от сестры, а потом мы решим, когда ты подъедешь с братом, идет?

Настя кивнула и уткнулась в блюдце с тортом.

— Настя, пожалуйста… — он придвинул стул еще ближе, тронул коленом ее коленку, и Настя вся выпрямилась, даже замерла, точно позировала. — Думаешь, мне не больно? Мне больно, но не я в этом виноват. Я не знаю, сколько правды в словах Никиты, но в тридцать лет уже должна быть на плечах голова. Тогда тело не страдает. Ну что я должен был сделать? Ты же слышала, что он не хочет этого ребёнка!

Она пожала плечами и еще ниже пригнулась к блюдцу.

— Все равно Лиду жалко. Как представлю…

— А ты не представляй!

Иннокентий против воли повысил голос, и Настя еще ниже наклонилась к чашке. Ему даже пришлось поднять ее. Чуть ли не за шиворот. Она наконец-то смотрела на него. К счастью, след от туши на нижнем веке не сделался ярче.

— Настя, когда двое взрослых людей залезают в постель, они понимают об ответственности. Когда один снимает резинку или другая втихую решает залететь, эта ответственность становится еще выше. И перекладывать ее на чужие плечи — свинство. Даже если это плечи родственника. Я люблю Лиду, но этот ребенок ее лишь наполовину. Понимаешь? Да ничего ты не понимаешь!

Он отпустил ее плечи и отвернулся, да так быстро, что встал локтем прямо в свой торт. Теперь он выругался так, как должно ругаться в таком случае — безо всяких купюр.

— Подожди!

Настя схватила салфетку и принялась стирать с пиджака налипший крем.

— Пусти, я замыть схожу!

Ему нужно было в туалет не только ради пиджака: не только замыть, но еще и отлить, и умыться, и удариться головой о стену. Да почему ему нужно было встретить Настю именно сейчас — ни неделей раньше, ни неделей позже. Закончилось бы все, и она никогда бы не узнала про их семейную грязь и мышиную возню, дележку квартир и денег… Знал же, что Никита урод. Какого же хрена оставил Настю за общим столом?! Мать ее накрутила, а он не успокоил, а только добавил.