мне много давал?» — «Да человек же ты, Ленка! Вспомни, ведь любил я тебя…» Они помолчали. «Великолепно… Слышишь, идет кто-то», — шепотом сказала Лена. «Показалось», — ответил мужчина. «Уходи», — сказала Лена. «Куда идти. Ты и домой-то не пустишь к себе, а?» — «Ладно придуряться. Уходи». — «А деньги как же?» — «Захочешь, найдешь. Вон у старика тысячи на книжке». Они говорили еще что-то, но я уже не могла слушать. Мне показалось, что меня всю с ног до головы облили грязью… — Анна Алексеевна закрыла лицо ладонью. — Теперь вы все понимаете? — спросила она.

— Нет, — сказал Скаргин. — Я не понимаю, как вы могли скрывать это.

4.

— Если я вас правильно понял, вам нужна санкция на обыск в квартире Арбузовой? — Прокурор не мигая смотрел на Скаргина.

— Да, я подготовил постановление, — ответил тот.

Прокурор мельком взглянул на бланк постановления, отвинтил колпачок авторучки и размашисто расписался.

— У вас все? — спросил он, завинчивая колпачок.

— Все.

— На завтра подготовьте подробный доклад, — сказал прокурор, протягивая через стол бланк постановления. — А теперь слушайте внимательно. Полчаса назад в больнице скончалась Арбузова. На место уже выехала следственная группа, хотя, возможно, нашего вмешательства и не потребуется. Так или иначе смерть Арбузовой отразится на ходе проверки. Согласны? Значит, вопрос решен. Надеюсь узнать от вас подробности…

5.

Санитарка ошалело смотрела на Сотниченко и явно не могла понять, чего от нее хотят. Вопросы, которые теперь уже в горячке задавал инспектор, казалось, не доходили до ее сознания. Она часто моргала и почему-то обиженно покусывала губы, отчего с них прямо на глазах исчезали последние следы помады. На воспаленных веках были видны пятна размокшей туши.

Сотниченко все больше краснел, и его петушиный хохолок на затылке выглядел как никогда воинственно.

— Черт возьми! — не выдержал он. — Вы что здесь, в больнице, с ума посходили? Раиса Петровна, вы — персонал. Понимаете — персонал! Неужели не можете связно ответить на элементарные вопросы?!

— Вы ей валерьянки дайте, — посоветовала медсестра, до этого молча сидевшая на табуретке в углу.

Сотниченко обернулся:

— Вы думаете, поможет?

Медсестра уже возилась со стаканом.

— Конечно. Рая просто переволновалась.

Она передала Сотниченко стакан, а он в свою очередь протянул его санитарке:

— Выпейте, выпейте, Раиса Петровна.

Пока она мелкими глотками пила валерьянку, Сотниченко отвел в сторону милиционера и что-то сказал ему на ухо. Милиционер козырнул и вышел.

Сотниченко прошелся между застеленными койками и, остановившись у окна, посмотрел вниз. Со второго этажа был виден глухой уголок парка, кирпичная стена и часть шоссе, по которому, словно игрушечный заводной жучок, преодолевая подъем, двигался автобус. Вот он вскарабкался на горку и остановился. Было видно, как открылась задняя дверца, но никто не вышел. Автобус вздрогнул, покатился под уклон, однако, прежде чем он исчез из поля зрения, солнце отразилось в заднем стекле и послало яркий оранжевый луч в сторону больницы.

Сотниченко отвернулся.

— Успокоились, Раиса Петровна?

Санитарка кивнула, хотя стакан, который она держала в руке, еще дрожал.

— Тогда давайте вспоминать.

Санитарка снова кивнула.

— По распоряжению дежурного врача вы временно подменяли Кукуеву в приемном покое больницы. В котором часу это было?

Санитарка прикусила губу и наконец поставили стакан на тумбочку.

— В два часа дня.

— Сколько времени вы подменяли ее?

— Минут двадцать.

— Так, — удовлетворенно кивнул Сотниченко. — А теперь вспомните, кто принес передачу для Арбузовой?

Лицо санитарки сразу сморщилось, стало некрасивым. Она заплакала.

— Я не думала, что так получится, — сквозь слезы сказала она.

— Естественно, не думали. — Сотниченко переждал минуту. — Это был мужчина? Или женщина?

— Мужчина.

— Что он сказал вам?

— Ничего. — Раиса Петровна краем полотенца промокнула уголки глаз. — Я спросила: «Кому передача?»

— А он?

— Сказал: «В шестую палату. Арбузовой».

— И больше ничего?

— Я спросила: «Записки не будет?» Он сказал, что нет. Постоял немного и ушел.

Сотниченко снова кивнул, как кивает учитель, довольный ответом ученика.

— Хорошо. Что было дальше?

— Я продолжала дежурить.

— Когда Кукуева сменила вас?

— Минут двадцать третьего. Я сказал ей, что приняла две передачки, обе в шестую палату. Она еще спросила, кому передачки, а когда узнала, что Арбузовой, удивилась.

— Удивилась?

— Да, она сказала, что Арбузову никто не навещает.

— Кукуева у нас постоянно дежурит в приемнике, — вставила медсестра, сидевшая в углу.

— Что вы делали потом?

— Взяла эти две передачки с собой, потому что сегодня дежурю по шестой палате.

— Так. И отнесли?

Раиса Петровна всхлипнула:

— Да. Я проверила, что было в пакетах.

— Что же было в пакете для Арбузовой?

— Три кусочка хлеба, колбаса и поллитровая баночка с компотом.

Валерьянка подействовала. Санитарка перестала кусать губы и отвечала, хотя и с трудом, но внятно.

— Вы кормили Нину Кузьминичну?

— Нет. Она сама кушает. Больные недавно обедали, но она все же съела колбасу, компот тоже выпила почти весь. Я проследила, как она ест, и унесла банку и хлеб.

— Пища в обед для всех больных одинаковая?

— Кроме диетчиков. Для них готовят отдельно. Арбузова не была на диете.

— Куда вы отнесли банку и хлеб?

— Положила в холодильник, а потом их забрал милиционер.

— Так. Дальше что?

— В три часа Арбузовой стало плохо. Я уложила ее в постель, поставила термометр и вызвала доктора.

— Значит, вы отлучались из палаты?

— Нет. Здесь есть сигнализация. Я никуда не выходила. Больной становилось все хуже и хуже. Ее стало тошнить, началась рвота. Когда пришел врач, у нее изо рта шла пена, тело свело судорогой…

Санитарка опять часто заморгала, приготовившись плакать, но Сотниченко стал прохаживаться между койками, и это ее отвлекло. Она завороженно следила за ним и продолжала говорить:

— Стали делать уколы, но ничего не помогало… Я недавно здесь работаю; наверное, уйду