– А покрепче ничего нет? – осторожно осведомился я.

– Извини, браза, вискарь я ухлопал еще на прошлой неделе, водяра кончилась в мандей, остался вот… мать его, чинзано. И ликеры всякие. Хочешь-будешь?

– Нет, спасибо. – Я подошел к столу, взял бокал и, изображая сильное желание прийти в норму, выпил залпом.

– О! – крякнул от удовольствия Петр. – Это по-нашески. А я вот третий день не пью. Завязал. Сам себе сказал: «Петр Евгеньевич, все, будя! Стап, финиш!»

«Так вот почему он такой нервный, – понял я, присаживаясь на мягкий стул у стола. – У него синдром отмены. Человек пил много дней, а потом резко перестал. Ему бы сейчас пивко потягивать расслаблено да всякие витамины употреблять, а он обрубил все концы».

– А бухал-то с Володькой небось? – проникновенно и с наивной хитринкой поинтересовался между тем Петр. – Ну, давай, выкладывай, чего вы там напридумывали ин тайм? – и, не дождавшись ответа, добавил: – Я вообще-то не ожидал тебя конкретно увидеть. Думал, экстрасенса какого-то подошлете. Или гипнотизера. По-другому-то у вас хрен че выйдет. Импасибал, понял? Петр в переводе с греческого – камень! Стоун, мать его. Ну?

Последнее слово прозвучало угрожающе. Надо было что-то говорить.

– Я пришел сюда сам по себе, – сказал я и тут же понял – не то, совсем не то.

– Ага! – ухмыльнулся Петр и снова взялся за пистолет. – Так я тебе и поверил. Нашел изю.

«При чем тут какой-то Изя?» – не понял я, но тут же мысленно обругал себя за тупость. Петр имел в виду английское «изи».

– И все же поверь – я просто решил тебя проведать. После того звонка… Ты исчез. Я звонил тебе сам. Много раз. Я пытался выйти с тобой на связь – но ты словно пропал без вести. Вот я и приехал.

Петр засопел, набычился, напряженно о чем-то думая.

– Врешь ведь. Лаир, – выдавил он из себя.

Я понял, что нащупал нужную тропинку, по которой следует двигаться.

– У меня сын родился, – сказал я как можно небрежнее. – Три девятьсот девяносто.

– Да ладно?! – совершенно по-детски удивился Петр и наконец-то улыбнулся нормально, без звериного оскала. – Ух ты! Отец! Фазер! Поздравляю! Это ж событие, ё! Надо отметить. Ну-у… ты что… Мля, а у меня вся прислуга на холидее… Ладно, сейчас я соображу а-ля фуршет. Сиди, я шементом!

Он швырнул пистолет на полку, метнулся к выходу, но с полдороги вернулся и, не глядя на меня, все же переложил его в карман.

– Сейчас, Нильс, сейчас отметим! Сын! Мазер моя английская королева, мля – сын!

Теперь у меня было немного времени подумать, проанализировать ситуацию. Я уже понял, что у Петра большие неприятности, настолько большие, что он готов на убийство. При этом он считает, что на него могут воздействовать с помощью нейролингвистического программирования, гипноза или еще каким-то столь же экзотическим методом. Значит, недоброжелатели – некий Володька, например – что-то хотели от Петра.

«Тут явно замешаны большие деньги, – сказал я себе вполне очевидную вещь. – Но кто такой Володька?»

И тут до меня дошло – да это же Владимир, старинный друг и партнер Петра по бизнесу! По крайней мере других общих знакомых с таким именем на горизонте не наблюдалось. Но что должно было случиться между Петром и Владимиром, чтобы один начал бояться другого и хвататься за боевое оружие?!

«Кстати, – напомнила мне услужливая память, извлекая из глубин полузабытые сведения. – У них был еще третий друг, Антон, кажется. Или Альберт? Точно, Альберт».

– Ну вот, все готово! – В дверях возник Петр, сияющий, как январское солнце. В руках он держал серебряный поднос с тарелками и рюмками. Венчал натюрморт хрустальный графин с чем-то темным внутри. – Это заначка, как раз для таких случаев! – объявил Петр, водружая поднос на центр стола. – Кубинский ром, столетний! Или даже больше.

– Как это – «даже больше»? – охотно поддержал я разговор.

– Ну, америкосы олдовый шип нашли в Карибском море. Пиратский, прикинь? Не помню, какого века, семнадцатого, что ли? А там в трюмах – бухло вот это. Ну, они бутылки через аукцион Сотбис продавали, сто таузенов начальная цена за позицию, мля. Я себе взял ящик. Вот, полфлакона осталось. Вкусная штука! Давай!

Он разлил исторический ром по серебряным рюмкам в форме раковин, поднял свою.

– Как назвали?

– Ни… Николаем, – соврал я, чтобы не влезать в долгие объяснения.

– О, отлично! Николай Нильсович! Ну, за ножки, чтоб гудово бегали!

Мы чокнулись, выпили. Пиратский ром, честно говоря, не впечатлил – жесткий дистиллят с изрядной долей перца и сивухи. Ничего особенного.

– Все нормально прошло? – спросил он, закусив сыром. – Без осложнений?

– В лучшем виде.

– Жена здорова?

– Слава богу.

– Ну и хорошо. Давай накатим еще по дринку.

Мы накатили. Я все думал, как теперь свернуть на его проблему, хотя в глубине души уже начал задумываться – а надо ли мне это? Может быть, проще плюнуть да уйти?

Петр сделал первую подачу сам:

– Слушай, Нильс батькович, а ты на самом деле вот за меня переживал, что ли? По райту? Без траблов?

– На самом деле. Как-то нехорошо – был человек, все было нормально, и вдруг пропал.

– Да-а… Пропал… – протянул он и без тоста выпил. Стукнув рюмкой по полированной поверхности стола, Петр посмотрел на меня мутным взглядом и выдохнул вместе с парами рома: – Кинули меня, понимаешь? Володька… и Альба… Я их френдами считал, бразами даже, а они… Паскуды… Альба вообще. Помнишь?

Я кивнул.

– Тоже зубы точит.

– А что случилось-то?

– Да-а… – он махнул рукой. – Где начинаются мани, там кончаются друзья, знаешь? Народная мудрость, мля.

И он, перескакивая с пятого на десятое, поведал мне печальную историю совместного бизнеса трех друзей, трех успешных людей. По версии Петра выходило, что он сам – агнец небесный, на начальном этапе взваливший на себя самое тяжелое – кредит в солидном банке, например, а его бывшие друзья – сволочи и хапуги, разбазарившие все деньги и теперь пытающиеся все свалить на Петра.

– Володька хочет, чтоб я… банкрот, врубаешься? А Альба… наоборот. Мани, говорит… камбэк.

Я немного знал и Владимира, и Альберта, и, мягко говоря, история Петра казалась мне не то что неубедительной, а, скажем так, однобокой. Нужно было услышать мнения всех троих фигурантов, чтобы понять, кто тут прав, а кто виноват. Но в любом случае бросать Петра вот в таком состоянии на произвол судьбы было никак нельзя – это на первый взгляд. А на второй – я вспомнил лицо Ариты, улыбающуюся рожицу Нильса-младшего…

Мы выпили еще по одной. Петр как-то мгновенно, в течение нескольких секунд, захмелел, поник, как воздушный шарик, из которого выпустили часть воздуха. Он что-то бормотал, скрипел зубами и пару раз порывался поехать «в офис к Володьке и дать ему в морду!».