– Что, в срок? – неожиданно и очень по-деловому спросил все понявший Филимонов и тоже поднялся.

– Да, да, тридцать шестая неделя… – Я рванулся к двери, остановился на полдороге, повернулся к хозяину кабинета: – Извините…

– Да какие тут могут быть извинения. Подождите секунду… – махнул рукой Филимонов и снял телефонную трубку. – Машину! Поедет господин Нильс Хаген. Да, в полное распоряжение. Отвезете, куда скажет. Быстро! – и поднял на меня глаза. – Езжайте, Нильс. Удачи вам! Не забудьте сообщить, чем все закончилось. По вашему делу… не волнуйтесь. Я все улажу. Претензий к вам больше не будет. Вас никто не побеспокоит. А от «лис» держитесь впредь подальше. Все будет хорошо!

* * *

У русского поэта и певца Владимира Высоцкого, умершего тридцать с лишним лет назад, но до сих пор являющегося культовым, есть такие строчки: «Мы успели. В гости к Богу не бывает опозданий». Мы с Аритой тоже успели. Лимузин Филимонова с мигалкой и сиреной-крякалкой прошел через пробки, как раскаленный нож через масло.

Когда я на руках вынес орущую от боли Ариту и посадил на заднее сиденье, водитель по имени Саша, бросив один-единственный взгляд на нее, сразу «включился» и приказал:

– Дышать! На раз-два вдох, на три-четыре выдох! В роддоме будем через двенадцать минут!

Я сел рядом с Аритой, взял ее мокрую от пота руку, захлопнул дверцу – и мы начали дышать, а Саша, включив свою «светомузыку», рванул с места так, что я даже не успел отследить, по каким улицам и переулкам мы неслись.

Подкатив к подъезду роддома, он выпрыгнул из-за руля, и взмахнув перед оторопевшей медсестрой в приемном покое каким-то удостоверением, распорядился тоном, не терпящим возражений:

– В родовую! Быстро!

Набежали разные люди в белых и зеленых халатах, мелькнуло лицо нашего врача Леонида Наумовича, ставшее вдруг очень озабоченным и серьезным, Ариту положили на каталку, и мы пошли по коридору. Спохватившись, я повернулся к оставшемуся в приемном покое Саше.

– Спасибо! Спасибо большое!

– Не за что пока еще! – рассмеялся он. – Удачи и здоровья мамаше и сыночку.

«Откуда он знает, что у нас будет мальчик?» – думал я всю дорогу до родовой палаты. А потом стало не до этого – да и вообще ни до чего…

* * *

У нас с Аритой мальчик. Сын. По-датски это слово звучит очень похоже: «søn». Все эти ужасные и прекрасные часы, когда он появлялся на свет, теперь уже позади. Арита спит, мальчик – тоже. Я сижу у окна и смотрю на дождливое московское небо, на кроны деревьев, на голубей, воробьев и ворон.

Последний год моей жизни был очень странным. Я столкнулся с разными проявлениями зла. Зло хотело ограбить и даже убить меня. Зло нападало и мстило. Я оказался сильнее. Да, я потерял что-то, что делало меня «herre Niels Hagen[17]», какую-то часть своей души и ментальности, но приобрел при этом намного больше. Я стал господином Нильсом Хагеном, счастливым мужем и отцом. И я могу сказать себе сейчас: «Оно того стоило! Черт побери, стоило!».

Мы с Аритой еще не обсуждали, как назовем мальчика. Если откровенно, это и не так важно. Я не придаю именам сакральные смыслы. Главное, чтобы он вырос хорошим, счастливым человеком. Иван-Иоганн, Яков-Якоб или любое другое имя, имеющееся в русском и датском языке, вполне подойдет – и точка на этом.

Впрочем, может быть, мы назовем мальчика Виктором. Это мужественное и сильное имя. В нем есть некий победительный посыл, а для мальчика это важно. Так говорил еще дедушка Гуннар: «Мальчик должен знать вкус победы!»

Снова смотрю в окно. Начинает вибрировать стоящий на беззвучном режиме смартфон. Я гляжу на экран и сбрасываю. Звонит Валерий, а я не хочу его слышать.

«Видимо, Филимонов уже выполнил свое обещание, и проблемы теперь не у меня, а у Валериной подружки. Иначе с чего бы ему вдруг звонить?» – думаю я и отхожу от окна.

Хочется спать. Я сажусь возле кровати Ариты, смотрю на ее лицо, еще хранящее гримасы боли, но уже умиротворенное, спокойное. Рядом посапывает в колыбельке-боксе маленький Хаген. Смешно и непостижимо – я стал отцом!

Снова вибрирует смартфон. На этот раз коротко. Ну что за человек этот Новицкий! Обязательно портить мне настроение в такой момент?

Я сердито открываю пришедшее от Валерия сообщение и застываю от неожиданности с телефоном в руке.

С присланного фото на меня смотрят Валерий, Наталья и их дети. И это не старая студийная фотография, снимок сделан только что на камеру смартфона. Текст сопровождающего сообщения гласит: «Спасибо тебе, Нил. И не держи зла».

Новицкие счастливо улыбаются мне с экрана смартфона, и я невольно улыбаюсь в ответ. Конечно, Валера сам принял правильное решение, но… в этом, запечатленном на фото, новом мгновении счастья есть и моя доля участия.

Я продолжаю улыбаться фотоснимку и в этот момент понимаю, что фразу «Не делай добра – не получишь зла» придумал тот, кто ни черта не знал о жизни и ничего в ней не смыслил…

Я очень не люблю поздние звонки. Звонить следует с десяти до двадцати двух и не навязываться, если человек не подошел сразу. Шести гудков достаточно, чтобы абонент успел услышать звонок и подойти. Если не подошел, значит, перезвонит позднее. Это этикет, но дело не только в правилах хорошего тона.

Эра новых технологий и так сузила границы личного пространства. Мобильные телефоны сделали нас доступнее, принеся вместе с удобством определенные неудобства. В телефон просочились реклама, опросы и куча ненужных бесполезных звонков. А ведь у каждого человека должно быть право на уединение. На личное пространство, на личное время, на личную жизнь, в конце концов.

Такая позиция была у меня всегда, и с тех пор, как нас стало трое, она не изменилась, скорее, наоборот – усугубилась.

Кто-то скажет: «чего проще – выключи телефон и радуйся жизни». Но в том-то и дело, что выключить телефон я не могу. На него завязана работа. А кроме того, у меня уже немолодые родители, живущие за несколько тысяч километров, и если, не дай бог, что-то случится… В общем, отключиться я не могу. Остается злиться, когда кто-то звонит после двадцати двух часов без достаточно весомого повода.

Арита последнее время плохо спит. У Нильса-младшего колики, и это не способствует спокойному сну.

Нильс-младший. Это придумала Арита. По правде сказать, я не знаю, как к этому относиться. Когда жена предложила назвать сына в честь меня, я растерялся. Да, и потом, в конечном итоге, это создаст трудности самой Арите. Позовет меня – придет сын, позовет сына – приду я. А то и вовсе никто не придет.

– Успокойся, – рассмеялась Арита, когда я поделился с ней своими соображениями по этому поводу. – Он будет Нильсом. А ты навсегда останешься моим Ни.