Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Моревна нахмурилась.
— Возвернуться думаешь?
— Да! Отец без меня не сможет! — крикнула я в лицо сказочной красавицы, утирая кулаком выступившие слёзы.
— Отец, говоришь… — Моревна снова хлопнула в ладоши, и комната начал погружаться во тьму. — Вот, — протянула она мне надкусанное яблоко, — в руку вложи! — и свет вокруг меня померк полностью.
Глава 18. Помощь
Не хватало воздуха, и лёгкое удушье рождало панику, но вот впереди забрезжили бело-синие переливы света, а потом появился и пронзительный звук — надрывались сирены. Я выплыла перед искореженной “семеркой” и задохнулась от неожиданности: Женька Васильева, чей вылет из разбитого лобового стекла был задержан врезавшейся в пах рулевой колонкой, распласталась на деформированном капоте, вытянув правую руку. На обочине, где примостились две машины ГИБДД, курили инспекторы, еще пара человек переговаривалась у разбитого джипа. По обрывкам фраз я поняла, что Славика считают виновником аварии и объявили в розыск. Не думала я, что наши судьбы так туго переплетутся.
Меня никто не замечал, хотя я чувствовала всё: холод, скрипучий снег под ногами, слабые порывы ветра. Посылая меня в другую реальность, Марья знала, что остаться здесь не смогу — бесплотной полупрозрачной тени не за что зацепиться в этом мире.
Взглянув на надкушенное яблоко, потянулась к Жениной руке. Полусогнутые пальцы были жесткими, заледенелыми и, преодолевая накатывающую дурноту, я всунула в безжизненную ладонь свежий фрукт.
Со стороны трассы послышался звук серьезного мотора. УАЗ “Патриот”, сверкая боками, притормозил и выпустил из своего салона грузного мужчину в форме.
— Ну, что у вас тут на ночь глядя? — спросил он озабоченно.
— Здравия желаю, Василий Сергеевич! — начал свой доклад один из инспекторов. — Смертельный вылет, так сказать.
— Кто?
— Женщина, молодая совсем.
— А второй?
— Сбежал, в розыск уже объявили.
— Скорая где?
— Плетутся возле Михайловки. Как всегда уж, то пень, то колода.
— Ясно…
Дальше я уже не слышала — яблоко, еще пару минут назад наполненное соком, высыхало на глазах, темнело, коричневело и морщилось. Вскоре вместо надкушенного шара в руке погибшей Жени остался значительно уменьшившийся в размерах сухофрукт. И тут окровавленные пальцы дрогнули.
— Живая! — кричала я разговаривающим мужчинам, но голос звучал лишь в моей голове. — Она живая! Да подойдите же сюда!
Но к Евгении Васильевой потеряли интерес. Теперь она была лишь трупом, портившим статистику аварийности.
Я махала руками, била по бокам патрульных машин — всё без толку. Серебристая сова, спикировав на головы начальника и подчинённых, вырулила в сторону “семёрки” и, клацнув когтями по металлу, села на капот.
— Ты смотри, что творит! Непуганая совсем! Какая красавица, — наперебой удивлялись инспекторы, и тут и кто-то перекрыл восторженные реплики громким выкриком: — Погодите, баба живая! Рука дёргается!
Один из гаишников, ускоряя шаг, направился к "семерке":
— Твою же мать! Звоните Матвейчуку, пусть раскочегаривает колымагу свою, девка чудом спаслась!
Все бросились к Жене и обступили мою машину, громко переговариваясь и зачем-то успокаивая пострадавшую, как будто она слышала:
— Потерпи, потерпи, милая, сейчас доктор приедет...
Ссохшееся яблоко скатилось по капоту и упало в снег.
— Она выживет? — допытывалась я несколько минут спустя у Марьи. — Выживет?
— Не засти свет, заполошная, — недовольно ворчала ведунья, заплетавшая роскошную пшеничную косу. — Яблочко, чай, не с простой яблоньки снято. А коли не поможет, то живой водицей обмоешь. Есть у меня баклажка для чёрного дня. Поделюсь — с тебя и горстки хватит.
И тут мне стало не по себе: баклажку с живой водой Малуша извела на Волче, оттого охотник так быстро на ноги и встал. Интересно, Марья в курсе пропажи, или запасы столь полезной жидкости у неё гораздо обширнее заявленных объемов?
Моревна поднялась и расправила спину. Её шитый неровным речным жемчугом сарафан выглядел слишком вычурно в этом подземелье, но вполне по-сказочному.
— Для милого дружка обрядилась, охоч он у меня до красных девиц, вишь-ка. Люба я ему принаряженная.
— А-а-а, — протянула я вежливо, чувствуя, как сосёт под ложечкой. Дурацкая привычка — есть во время стресса.
— Пожалуй за стол, девица, — усмехнувшаяся Марья Моревна театральным широким жестом указала направление.
На длинном столе лежала свернутая в рулон скатерть. Ведунья схватила ее за край и рванула вверх. Полотно развернулось, накрыв столешницу поперек, и на нем стали появляться материализующиеся из воздуха крынки и миски, наполненные самой разнообразной едой.
— Это что? Скатерть-самобранка что ли? — не веря своим глазам, спросила я. — Это как так получается? Есть-то можно или нет?
— Не робей, девица, не побрезгуй нашим угощеньицем!
С опаской отломив кусочек от пышной лепешки, я вдохнула аромат и оценила вкус и качество воздушного теста. Даже если эти кушанья всего лишь галлюцинация, такой способ самообмана успокоит изголодавшийся желудок хотя бы на какое-то время.
Несколько минут мы ели молча. Первой не выдержала Марья:
— Кощея пытаешь? — догрызала она куриное крылышко. — Пошто? Да не хвастай мне, правду увижу.
— Домой вернуться хочу, — не стала лукавить я. — Мстислав рассказал, что если Кощею помочь силу обрести, то он любое желание спасителя выполнит.
— Вона как...
— А еще все знают, что это ты Кощея в плен взяла и где-то у себя держишь в тайном месте.
— А сказывал ли тебе Мстислав-поганец, что я б его и до порога не допустила бы? Нет? То-то! Гнильца внутрях у дружка твоего; такового и на дух не потерплю, даром, что Иван его в прихвостнях держит. Ты ему в подмогу, вот уж возрадовался поди, когда из сугроба вынимал, оборотень лесной. Гниль его в волчью шкуру и забила. Поделом.
— Было дело, ухаживал даже.
— Не далась?
— Неа. — замотала я головой, уплетая невероятно вкусную сметану.
— То-то же, — Моревна сложила руки на столе и неотрывно следила за каждым моим движением.
Её синие очи, до головокружения похожие на глаза Волче — вот что значит родная кровь! — высасывали, лишали воли.
— Видела я Кощея, — нужно было выяснять у ведуньи всё до конца, — воды просил. Так и будет, увижу его?
Встав с лавки, Марья провела пальцем по краешку стола, раздумывая:
— Не всё, что видится, сбывается. Глядишь бывалоче —