Эо догнал карету, стукнул костяшками пальцев в лакированный символ обители на стенке, распахнул дверцу и прыгнул внутрь. Откинул капюшон, удобно устроился на диване, вопросительно изогнул бровь, глядя в глаза сидящему напротив гранду и не тратя времени на приветствия.

– Мы достигнем крепости послезавтра на закате, – негромко сообщил Факундо очевидное. – Я готов выслать вперед сэрвэдов, если вы полагаете разумным ускорить исполнение плана.

– Более того, настаиваю на таком решении, я устал от нарочитой неторопливости, – поморщился Эо, не пряча раздражения. – Неужели столь бессмысленный повод к беседе заставил вас послать за мной?

– Не вполне так… Я давно желал поговорить и не мог одолеть неких сомнений, однако же отсрочить беседу теперь невозможно. – Гранд нахмурился, подбирая слова. – Мне не довелось даже мельком участвовать в обсуждении того, что патор Паоло изволил именовать провидением. Я не оспариваю мудрость решений Башни и пути укрепления веры, – добавил гранд, делая рукой жест, отстраняющий возможные сомнения. – Но все же…

– Маджестик благословил меня на служение и, воистину, я трепещу от воодушевления, – напыщенно, с нескрываемой насмешкой, уверил Эо. Рассмеялся, наблюдая замешательство Факундо. – Уймитесь, настоятель. Это всего лишь тиф. Поскольку вы, нет сомнений, читали запрещенные в Эндэре труды южан, уточню для вас: мой наставник Оллэ именовал рассматриваемую нами форму болезни брюшным тифом. Оллэ не сомневался, таковой передается с пищей. Люди в крепости будут предупреждены, следовательно, гнев небес падет именно на еретиков. Не кривитесь, и они не перемрут… все. Подумайте еще раз, даже ваш гнилой гуманизм, эта невесть где подхваченная зараза образованных людей, не возразит: болезнь нехороша, но война куда страшнее. Маджестик прочел послание патора Паоло, признал его мудрым и назвал способ замирения с югом «оправданным и наименьшим из зол». Вы желаете быть святее их святейшества?

– Куда мне, убогому, – Факундо поджал губы. – Я лишь уповаю на опытность медиков юга. Всякая жизнь свята, и всякая душа, пока она живет, не потеряна для проповеди, покаяния и просветления.

– Помогите мне избавиться от сомнений, – Эо изобразил замешательство робкого юнца, позволил щекам зарозоветь. – Пятнадцать лет назад, в Альваро, не вы ли вымеряли длину кишок у живых еретиков? Впрочем, пока те выли и трепыхались, их душа еще не была потеряна для покаяния.

– Все мы не без греха, – гранд заметно побледнел, на скулах проступили сероватые пятна, но голос не дрогнул. – Отмечу лишь, в Альваро зрел мятеж явный, угрожающий короне и целостности страны. Мы обязаны были выдрать сей сорняк с корнем.

– Ну-ну, хвала усердным огородникам, – улыбнулся Эо. – Не желаете ли прочесть проповедь о зернах и плевелах? Моя душа тоже не утрачена для веры, а вам пора практиковаться в красноречии, впереди нас ждет само тифозное провидение, и вы – глас его. Как вы смешны и слабы в своих сомнениях… Вы могли отказаться от поездки, уступить завидную роль спасителя душ гранду Хулио или еще кому-то небрезгливому. Но нет, вы не упростили себе жизнь. Знаете, это достойно некоторого уважения. Мне интересна ваша борьба: вера требует ценить жизнь, патор вынуждает к обратному. Что бы вы ни выбрали, сочтете себя тут, в душе, – Эо качнулся вперед и постучал гранда указательным пальцем по груди, – еретиком и даже наемным убийцей. Мне можете не лгать, вы читали книги юга и, более того, наверняка приносили врачебную клятву непричинения вреда. Вы скоро станете еще и клятвопреступником. Как интересно жить на свете!

– Вы дьявол, – голос все же предал Факундо.

– Мне нравится ранг: правильно, не мелочитесь, объявляя меня малозначимым бесом, – мило улыбнулся Эо. – У меня в душе вдоволь смолы и дегтя, лавы и масла… А вы всего лишь слепой червь на сковороде собственной веры, со всеми её… особенностями. Если угодно знать то, что ведомо мне, поделюсь: патор отослал вас в Сантэрию, желая избавиться от неугодного, но почитаемого проповедника. Вас любит паства, вам верят сэрвэды, орден багряных до сих пор благоволит бывшему брату, даже сама королева расположена к вам и, того и гляди, пригласит в духовники. Паоло на прощание намекнул мне: не следует гранду Факундо возвращаться в столицу, его не ждут. Тиф опасен… Всякое случается.

– Невозможной ошибкой было согласие на ваш чудовищный план, – медленно выговорил Факундо.

– Даже король не возразил, когда патор прозрачно намекнул на суть провидения, показав ткань темно-бурого цвета, вывешиваемую у ворот зараженного города… Вы тем более не отмените решенного, – улыбнулся Эо. – Хотя бы потому, что я могу выпустить болезнь и здесь, в долине… из обиды к неблагодарности людской. Гранд, я надеюсь, что окончательно разрушил ваш покой. Не скрою, я наслаждаюсь каждым днем, наблюдая следы бессонницы на вашем утомленном лице. Я понемногу вспоминаю, что в былые времена находил людей… небезнадежными. Так что молитесь. Для вас, Эндэры и Алькема молитва сейчас – самое то.

– Где вы храните болезнь? – вполне справившись с собой, ровным голосом поинтересовался гранд.

– Патор не рекомендовал отвечать на сей вопрос, – ласково шепнул Эо. – Он полагал, вы не выдержите искушения и возьметесь делать глупости. Молитесь, Факундо. И не беспокойте меня по пустякам. Думайте о хорошем: через три дня я исчезну, а вы к осени сделаетесь святым при жизни, исцеляя еретиков и проповедуя на юге… Они ведь примут помощь, об этом я тоже позабочусь, меня, ученика покойного Оллэ, уважают в Алькеме.

Эо распахнул дверцу, рывком перебросил тренированное тело в седло. Закрутил коня, не обращая внимания на близость края пропасти, рассмеялся и ускакал. Сопровождать гранда до крепости он обещал, но не утверждал, что неотлучно будет при Факундо. Пока кареты медлительно громыхают по камням, можно домчаться верхом до озера, рассмотреть вблизи белый остров, еще раз увериться в правильности своих подлинных замыслов, подготовить необходимое для их исполнения… И догнать кареты у ворот Тольэса.

Вечер горел багрянцем.

Цвет крови впитывался в складки ряс служителей, делая их мрачно-яркими. Лицо Факундо даже в лучах заката не утратило нездоровой серости, под глазами глубже залегли морщинки, тени. Эо отметил это – и улыбнулся гранду. Играть слабыми не интересно, вот почему нэрриха охотно одобрил выбор патором гранда Факундо для доставки «провидения». Сейчас признавал этого человека занятным, пусть и докучливым, спутником. Жадно наблюдал, как Факундо запутался в своей вере, дополненной старыми грехами и новыми надеждами…

Утомленный скачкой конь под седлом нэрриха норовил опустить голову ниже и тяжело бухал копытами, спотыкаясь и вздрагивая от наказующего удара хозяйского хлыста. Эо из-под черного капюшона изучал город, оставаясь в тени, неузнанным и вполне довольным этим.

Приграничный Тольэс вырос за последние полвека, разжирел в мирной неге. На улицах в кольце внешних стен не видно воинов с оружием, словно и нет рядом границы с еретиками. Зато тут и там попадаются знаки присутствия южан: глинобитные и каменные дома нездешней архитектуры, смуглые мужчины в халатах дорогого шелка, кони с тонкой кожей и слабым ворсом, без признаков самой незначительной оброслости копыт, обычной для породистых тагезов. Речь звучит самая разная, певучая южная сплетается с гортанной горской и неторопливой, обстоятельно-текучей – привычной для запада Эндэры. Даже женщины-южанки ходят по улицам без провожатых, кокетливо придерживая край плотного головного платка – и искоса поглядывая на посторонних, хотя полагается взирать лишь под ноги и прятать не только свой интерес – но и само лицо…