Отправив все необходимые запросы, Дмитрий откинулся на стуле и посмотрел на часы. Шел уже десятый час вечера, Лелька уже наверняка уложила Верочку спать, а значит, он, Воронов, теряет те драгоценные часы перед сном, которые может провести наедине с женой. Он снова натянул куртку, улыбаясь от предвкушения неспешного вечернего чая на кухне, нежных объятий, страстных стонов, а потом тихого сопения рядом. Он любил смотреть на спящую жену, которая уютно устраивалась у него на плече, свернувшись калачиком. В эти минуты огромное всеобъемлющее счастье распирало его грудь. Он чувствовал себя былинным богатырем, которому все по силам.

Да, скорее домой, к жене, которая наполняет смыслом каждую минуту его жизни. А ведь когда-то ему казалось, что смысл этот потерян навсегда. Дмитрий выключил свет, запер дверь кабинета и чуть ли не бегом помчался по коридору. На улице он остановился и с досадой достал телефон. Досада была вызвана вынужденной задержкой по пути домой, но мысль, которая пришла ему в голову, была важнее.

Олег Меркурьев был хорошим начальником службы безопасности. Бывшим разведчиком. А это значило, что он вполне мог быть в курсе того, кто из сотрудников фирмы служил в Афганистане. Дмитрий подставил лицо осеннему ветру и начал считать гудки в ожидании ответа. Новый номер Меркурьева у него теперь был.

«Дурак ты, братец, – усмехался он про себя. – Ты только что мечтал о том, как будешь лежать рядом с Лелькой. Так и Меркурьев, скорее всего, сейчас лежит в постели рядом с красавицей Бжезинской, и ему совсем не до тебя».

Впрочем, трубку Олег все-таки снял.

– Привет, – голос в трубке был то ли радостный, то ли просто взбудораженный. – Ну что, не зашиб я тебя ненароком?

– Не зашиб. Но если тебя это волновало, что ж сам не поинтересовался. Уж пятый день пошел, как ты меня лопатой приголубил.

– Да решил, что, если что, за мной бы уже пришли, – Олег коротко хохотнул. – Ладно, дело прошлое. Ты ж меня простил. Скажи лучше, по какой нужде звонишь на ночь глядя.

– А ты уверен, что по нужде?

– Ну, мужик ты хороший, правильный, но в друзья ко мне не набивался, а значит, как я живу, интересоваться не можешь. Получается, дело у тебя ко мне. Или я не прав?

– Прав, – признал Воронов, тоже улыбаясь. Меркурьев ему нравился. – Вот что, Олег, напрягись, пожалуйста. Постарайся вспомнить, кто из мужиков, работающих в «ЭльНоре», в Афгане воевал?

– Чего? – Меркурьев, похоже, сильно удивился вопросу. – С какого ляда тебя Афган интересует. Это ж когда было…

– Надо, раз спрашиваю. Если у тебя такой информации нет, так я не в обиде.

– Чего ж нет, – Олег снова издал довольный смешок. – Я свою работу до недавнего времени делал хорошо. Так что информацией владею самой разной. – Афганская война длилась с 1979-го по 1989 год, то есть десять лет. Людям, которые могли быть отправлены в Афган, сейчас от сорока шести до пятидесяти шести лет. Правильно?

– Правильно, – согласился Воронов.

– А таких сотрудников-мужчин в «ЭльНоре» от силы человек десять. Я, Борис Бжезинский, прораб Михалыч, три каменщика, один крановщик, парочка водителей. Да и все, пожалуй. Бжезинский служил под Москвой. Про каменщиков не выяснял, врать не буду. Один водитель – точно в Афгане служил, Павел Громов его зовут. Про двоих других не в курсе. Ну и Михалыч.

– Михалыч?

– Прораб наш. Самый уважаемый. Он сейчас строительством коттеджного поселка командует. А до этого на «Истории» работал. Он в молодости все два года срочной под Кандагаром отпахал. Сам рассказывал. Он, правда, чуть постарше меня будет.

– Постарше, – задумчиво пробормотал Воронов, у которого по второй линии пробивалась потерявшая его Лелька. – А скажи мне, Олег, кого из перечисленных тобой людей Степа Ушаков мог встретить в офисе «ЭльНора»?

– Да кого угодно, – в голосе Меркурьева слышалось недоумение. – Хотя нет, ты прав, конечно. Каменщики в офис, к примеру, никогда не приезжают. Им там делать просто нечего. Водители бывают, накладные подписывают. Ну и Михалыч тоже. Он на планерки приезжает, хотя и нечасто. Так-то что прорабу в офисе делать.

– Я встретил человека, которого тут быть не могло, – пробормотал Воронов, по другой линии снова звонила жена, и он вдруг испугался, что что-то случилось с дочкой.

– Что?

– Ничего. Это Ушаков так сказал… Думаю, что именно твой Михалыч мне и нужен. Хотя и остальных проверим, конечно. Спасибо тебе, Олег. Опять помог.

– Обращайся, – рассмеялся Меркурьев. – Я помочь всегда рад.

С чувством выполненного долга Воронов перезвонил жене, убедился, что с ней и Верочкой все в порядке, а Лелька звонит, чтобы узнать, к какому времени подогревать ужин, и понесся домой. Хороший отдых и приятный вечер он сегодня точно заслужил.

Наши дни

Элла

Она снова чувствовала себя плохо. Слабость, бессонница, головокружение, накатывающая волнами дурнота вернулись, как будто и не было спасительной недели в клинике доктора Семенова. Самого доктора тоже больше не было, и Элла, которая предпочитала быть честна сама с собой, понимала, что именно в этом кроется главная причина ее подавленного настроения.

Ни продолжающиеся неприятности, связанные с «ЭльНором», ни ссора с Норой, ни расставание с мужем, ни проблемы с дочерью, ни острая нехватка денег, ни сгущающаяся вокруг атмосфера беды не лишали ее силы духа и готовности бороться. А вот воспоминания о той единственной ночи, которую она провела с удивительным мужчиной с редким именем Витольд, казалось, подтачивали изнутри, сковывали по рукам и ногам, заставляли в разгар рабочего дня отрываться от важных бумаг и бездумно смотреть в окно, за которым лил и лил бесконечный нудный осенний дождь.

Впрочем, Элла не видела дождя. В ее горячечном мозгу всплывали усыпанные коричневыми каштанами деревья, неровный свет уличного фонаря, исподтишка подглядывающий в незашторенное окно, строгий, словно чеканный профиль наклонившегося над ней мужчины, его внимательные глаза, в которых плясали чертенята, низкий, мягкий голос, шепчущий ее имя, надежные руки, крепкие и ласковые одновременно. Она бы многое отдала, чтобы повторить ту ночь, но, словно злая насмешка судьбы, она случилась и канула в небытие без малейшей надежды на повторение. И от этого у Эллы надсадно болело что-то внутри. Тянуло, зудело, ныло, как больной зуб, и она подозревала, что именно так болит душа.

Сегодня душевная боль была особенно зловредной, подтачивая ее изнутри, и Элла только досадливо качала головой, пытаясь размять одеревеневшую шею. Плохое самочувствие было особенно некстати, потому что в восемнадцать часов Элле нужно было быть на презентации отеля «История», в строительство которого она вложила немало труда и нервов.

Из-за случившегося в отеле убийства открытие, изначально запланированное на двадцать пятое сентября, пришлось перенести на десять дней. Элла была рада этому обстоятельству, поскольку сил тащиться на великосветский раут и ходить там, держа спину и лицо, у нее не было ни капельки. Но сегодня отсрочка заканчивалась, и Элла выискивала все новые и новые причины не идти на открытие отеля. Она не хотела никого видеть, одновременно понимая, что ее отсутствие на церемонии будет выглядеть как капитуляция. Проигрывать она не собиралась.