– Понимаешь, ― после некоторых раздумий отвечает она, ― когда девушка идет замуж нетронутой, неопороченной чужими жадными взглядами, она достается мужу цельной. Если на нее будут смотреть так плотоядно, как смотрят мужчины на этих девушек, то к мужу она придет опороченной, нечистой. Пускай даже и нетронутой, но все равно как будто грязная. Не знаю, как тебе объяснить, ― в отчаянии бормочет она.

Сжимаю ладонью ее талию, обращая внимание на то, как Амира взмахивает руками, и золотые браслеты звякают, разбавляя шум прибоя и голоса отдыхающих.

– Я понимаю, о чем ты говоришь. Но, видишь ли, в современном обществе мало кто об этом заботится. Девушки часто идут под венец, уже давно расставшись с девственностью и перепробовав нескольких мужчин.

– Что? ― ахает она и прячет лицо в изгибе моей шеи, а я усмехаюсь.

– Добро пожаловать в современный мир, моя принцесса. У меня иногда складывается впечатление, что ты жила в заточении все эти годы. Как тебе удалось вырасти такой?

– Какой? ― отстраняясь, спрашивает она и хмурится. ― Дикой?

– Чистой, ― ласково отвечаю я и снова подтягиваю ее к себе.

– Смотри, там серферы! ― восклицает Амира, указывая в конец пляжа.

– Это начинающие, которые занимаются с инструктором на спокойной воде.

– Как мы в бассейне?

– Именно.

– Так мы туда идем?

– Нет, ― отвечаю я и, остановившись, разворачиваю принцессу лицом к океану. Она замирает, словно зачарованная, глядя на развлечение, к которому я ее не готовил, но ей придется довериться мне и все же прокатиться. ― Это называется флайборд.

– Я видела такое у нас дома. На одном из праздников мужчины катались на такой штуке.

– А сегодня на ней покатаемся мы.

– Я не умею, Мал, ― испуганно произносит она, впиваясь в меня взглядом.

– Я умею, а ты будешь вместе со мной.

– Мне страшно.

Я беру ее за плечи и наклоняюсь так, чтобы наши глаза были на одном уровне.

– Ты мне доверяешь?

– Да, ― с кивком отвечает Амира, ни секунды не колеблясь.

– Значит, я буду управлять флайбордом, а ты ― наслаждаться этим развлечением. Идем, ― беру ее за руку и веду к лодке, которая доставит нас на пантон, на котором уже собрались желающие попробовать этот вид развлечений. Я в предвкушении, и, надеюсь, моя жена тоже.

Малоун

– Прижимайся ко мне, ― обнимаю Амиру за талию и притягиваю ближе.

Она охает, а потом хихикает. Наши спасательные жилеты не дают как следует прижаться друг к другу, так что мы обнимаемся крепко, как можем. Флайборд поднимается еще выше, я наконец отрываю Амиру от понтона, и мы взлетаем. Она хохочет, вжимаясь в мое тело, вцепляется в меня мертвой хваткой, отчего по коже разбегаются мурашки.

Мы отлетаем на небольшое расстояние от понтона, и я начинаю выписывать восьмерки над водой, вызывая смех и восхищенные возгласы жены. Немного полетав, притормаживаю.

– Готова?

– К чему?

– Довериться мне на двести процентов.

– Готова и на триста.

Как только Амира произносит это, я сильнее сжимаю ее талию и, разогнавшись, делаю петлю в воздухе. Она уже откровенно хохочет, откидывая голову. Моя скромная, смущенная жена открыто забавляется, когда я катаю ее на флайборде, и это добавляет моему самолюбию кучу очков. Я снова и снова переворачиваю нас, очерчивая круги в воздухе, наслаждаясь тем, как Амира избавляется от скованности.

Вдоволь накатавшись, мы возвращаемся к своему лежаку, заказываем обед и наслаждаемся им, глядя на океан.

– Сколько тебе было лет, когда ты встал на доску? ― спрашивает Амира.

– Мне кажется, отец забрал нас с мамой из роддома и сразу помчался на пляж, ― смеюсь я, и принцесса подхватывает мое настроение. ― Проще говоря, я не помню, сколько мне было, но и не помню себя без серфа.

– Ты поначалу катался с папой?

– Конечно, а позже уже потихоньку учился сам. Точно помню, что мне было около пяти лет, когда я рассекал рядом с отцом.

– Так рано?

– Да, ― киваю. ― Правда, на большие волны меня, конечно, никто не пускал, но на маленьких я катался.

– У меня таких развлечений не было.

– А какие были?

– Не знаю, ― Амира пожимает плечами, ― обычные. Как у всех девочек, наверное. Куклы, наряды, детская площадка.

– Могу я задать тебе вопрос личного характера?

– Конечно. Теперь ты можешь спрашивать меня о чем угодно.

– Что за мужик тебя сажал тогда в машину, когда твой отец застал нас на парковке?

Я вижу, как ее настроение портится, но Амира не показывает всей глубины своего расстройства при упоминании ее прошлой жизни.

– Это Айрат, мой кузен.

– У тебя есть дядя или тетя?

– Неродная тетя. Она дочь моего дедушки, которого я никогда не видела. Мама сказала, что тетя Саадат была рождена вне брака. Не знаю, что там за история, но родители никогда не вдавались в подробности. Знаю только, что Айрат появился в нашем доме, когда ему было шестнадцать.

– А почему он работает на твоего отца?

– Омар тоже на него работает, и Сабит, думаю, будет, ― она легко пожимает плечами.

– Но не охранниками.

– Он… как бы тебе сказать… он ведь не родной племянник папе. Его мать с моим отцом единокровные только по отцу, а кто бабушка Айрата, я не знаю. Это так запутанно, там столько тайн. Никто никогда не рассказывал мне эту историю до конца. Но, думаю, эта женщина была из семьи, намного ниже статусом семьи дедушки, вот он на ней и не женился. А почему ты спросил?

– Он прикасался к тебе, и это жутко разозлило меня, потому что я касаться не имел права.

– Он часть семьи, пусть и неродная ее часть, но папа ему доверяет. Я… не знаю, как тебе объяснить, что он семья и вроде как не семья, ― расстроенно выдыхает она.

– Ясно, что ничего не ясно, но главное, что это не кто-то посторонний.

– А в твоей семье нет таких тайн?

К счастью, в этот момент я пью сок большими глотками, что дает мне время подумать, как ответить, чтобы не выкладывать всю правду о моей семье, но при этом чтобы у Амиры не зародилось подозрений.

– Наверное, есть, я никогда не интересовался, ― плавно ухожу от ответа. Моей жене совершенно ни к чему эти подробности. Не сейчас, по крайней мере.

Мы заканчиваем обед под воспоминания из детства и юности. Я рассказываю Амире, как сбегал по вечерам к друзьям, в то время когда мама пыталась заставить меня садиться за учебу. Запирала в комнате, чтобы я не сбежал, но я все равно умудрялся испаряться и гулял до поздней ночи, а потом получал нагоняй. Амира называет меня отчаянным смельчаком и открыто смеется, отчего в моей груди разрастается огромный теплый шар. Она принимает меня со всеми моими хулиганскими замашками. Интересно, примет ли она меня всего, когда узнает всю правду о моей семье? Не сейчас. Позже, когда я буду готов бороться с ее непринятием.