Тайна Анны состояла в том, что она любила страдания, любила сам источник страданий… Спокойная, умиротворяющая любовь, любовь-обожествление была ей не нужна. Нужен был надрыв, мучения, упоение собственным унижением и бессилием… Она была мазохисткой. И в своем знаменитом стихотворении «Муж хлестал меня узорчатым, вдвое сложенным ремнем…» была не столько жалоба на несуществующие действия мужа – Николай никогда бы не позволил себе ничего подобного, это была ее мечта и желание, чтобы все было именно так.

«Новый муж если не будет хлестать ремешком, то моральные страдания доставит точно», – сказал ей тогда Николай. И как будто бы предвидел…

Но больше всего его поразило, что он все равно не перестал любить ее и знал, что будет любить всегда. Но, конечно, даст ей развод, если она так хочет. И даже вновь женится сам, чтобы она не подумала, что он страдает или переживает из-за нее. На ком? Да не все ли равно? У него масса поклонниц, найти невесту не составит труда.

Все вокруг очень изменилось, нужно было многое осмыслить, услышать и увидеть, чтобы осознать, что ждет Россию. И что можно сделать, чтобы ее спасти.

Николай ощущал, что впереди ждут страшные потрясения. Он болезненно воспринял отречение императора, его арест и ссылку в Тобольск, а затем в Екатеринбург. Расстрел царской семьи был для него сродни мировому краху. Правда, ходили слухи, что расстреляны не все, что некоторым из царских детей удалось спастись.

Спасала и отвлекала Николая только поэтическая деятельность: выступления, ученики – молодые поэты, работа во «Всемирной литературе». Голод, холод, разруха, которую он переносил со стоическим терпением. Он очень жалел Аню. И свою нынешнюю жену Анечку Энгельгард, девушку, на которой он так глупо и нечаянно женился. Было жаль детей, Леночку и Левочку. Жаль своего бездействия. И когда представилась возможность поучаствовать – он откликнулся.

Таганцев предложил создать разветвленную сеть сопротивления большевикам. И Николай Гумилев решил не оставаться в стороне.

На следующий день Вася пришел в костюме, свежевыбритым, и даже его рыжая шевелюра подверглась метаморфозе: волосы были укрощены, и явно с помощью геля. Кроме того, от Васи шел запах дорогого мужского парфюма.

– Это что еще такое? – подозрительно спросила Анна. – Съемки в рекламе?

– Нет. – Вася смутился. – У Нади сегодня день рождения, и мы идем в ресторан.

– Замечательно! Передай ей мои поздравления, – улыбнулась Анна. Она была искренне рада за друга, новые отношения влияли на него очень хорошо.

– Непременно передам, – ответил Вася. – Так что там у нас по делу Таганцева? Ты изучила материалы?

– Да. Дело очень запутанное.

– Это я знаю без тебя, – отмахнулся Вася. – Мне нужны свежие версии.

Вася сидел вполоборота и время от времени смотрел на свое отражение в экране выключенного компьютера.

– Карманное зеркальце дать? – не удержалась Анна. – Увидишь себя во всей красе.

– Перестань! – нахмурился он. – Итак, сконцентрируйся на проблеме. Заговор, листовки, Гумилев…

Анна достала тетрадь, в которую делала записи.

– Дело Таганцева – одно из первых масштабных дел в послереволюционной России, раскрытых ВЧК. Организацию, созданную Владимиром Таганцевым, обвиняли в подготовке вооруженного восстания, которое должно было произойти одновременно в Петрограде и Кронштадте после начала навигации. По делу Петроградской боевой организации Таганцева в двадцать первом году было арестовано более восьмисот человек. Массовому расстрелу подверглась научная и творческая интеллигенция. Фактов об этом деле крайне мало, потому что даже по прошествии почти ста лет из двухсот пятидесяти трех томов следственного дела исследователям доступны только три. Двести пятьдесят томов засекречено. Это просто удивительно!

Вася со значением кивнул:

– Продолжай.

– Николай Степанович Гумилев был арестован третьего августа, а расстрелян уже в конце месяца. Существуют два полярно противоположных мнения. Первое – что никакого заговора не было и это дело, состряпанное чекистами. И второе – что это была реальная крупная организация. Владимир Таганцев был личностью очень интересной. Его отец Николай Степанович Таганцев был выдающимся ученым и правоведом. Сам Владимир был сенатором, членом Государственного Совета. Но это еще не все. Семья Таганцева была связана с семьей Ульяновых еще в Симбирске. Только благодаря помощи Таганцева-старшего Мария Александровна Ульянова, мать Ленина, получила возможность свидания с сыном Александром, когда его арестовали из-за покушения на императора Александра Третьего. А брат жены Таганцева был лечащим врачом семьи Ульяновых. Есть версия, что после ареста Владимира Таганцев-старший обращался к Ленину с просьбой о помиловании сына и невестки.

Вася скептически усмехнулся. Анна сделала паузу.

– Нет-нет, продолжай, – проговорил он. – Просто я очень сомневаюсь, что Ленин мог бы удовлетворить его просьбу.

– Возможно. Это всего лишь версия, – ответила Анна. – Организацию обвиняли в связях с финской разведкой и белой эмиграцией. Таганцев долго не давал показаний, но к нему применили иезуитский прием. Ему пообещали облегчить участь арестованных в обмен на показания. Яков Агранов, который был назначен следователем по этому делу, возил Таганцева по городу, чтобы тот указал адреса членов организации. Нужно ли говорить, что свои обещания чекисты не выполнили и большая часть арестованных была расстреляна. Но все же следует признать, что Таганцев раскрыл не всех членов организации и некоторые остались на свободе. Точное число их неизвестно.

– Давай ближе к нашей теме, – попросил Вася. – Что там с Гумилевым?

– Таганцев был арестован тридцать первого мая, а за Гумилевым пришли третьего августа. Он долго не упоминал имени поэта. Кстати, кроме Гумилева в организации состоял и его друг – поэт Георгий Иванов, но это вскрылось гораздо позже…

– Да, я тоже обратил на это внимание.

– Значит, ты в курсе всего, а меня просто экзаменуешь? – нахмурилась Анна.

– Ничуть! Я сам во многом не могу разобраться, а твои мозги бывают порой бесценны.

– Похвала начальника дорогого стоит, – усмехнулась она.

– В данном случае – друга, который говорит истинную правду. Так что тебе бросилось в глаза в этом деле?

– Что мне бросилось в глаза? – после краткой паузы продолжила Анна. – Неадекватность тяжести наказания. Брали всех подряд, не разбирая: кто прав, кто виноват, многие погибли зря.

– Время было такое, часто гибли и невинные, – заметил Вася.

– Но здесь мне показалось, что все же перебор, – возразила Анна. – Потом, сам Таганцев хотя и рассказал о многом, но еще больше, судя по всему, утаил. И мне кажется, организация не успела развернуться, как главных членов ее уже взяли…