По мере моего монолога глаза Андрея становятся все менее живыми, словно он начинает понимать суть происходящего.

— Тебе нужны высокопарные слова? — выдает пренебрежительно.

— Нет, мне не нужны высокопарные слова, мне вообще ничего не нужно, кроме тебя. И вот огроменная такая себе проблема, знаешь ли! — бью кулачком в грудь, но ему хоть бы хны.

Слегка морщится, и я вспоминаю, что именно сделала…Там же живого места нет.

— Прости, я не хотела, — всхлипываю еще сильнее. Соберись, пожалуйста, соберись.

— Уже не болит, а ты продолжай, — ухмыляется и отводит взгляд мне за спину.

Пусть я буду последней дурой, но мне хочется вычеркнуть из памяти это видео. Особенно даты на нем. Нет. Мне хочется просто потерять память.

И одновременно ударить себя чем-то тяжелым. Если я уже настолько слепая дура. Неделю назад. Долбанную неделю назад он был с ней. Теперь-то понимаю, почему он не отвечал мне тогда.

Достаю телефон с разбитым экраном, сеточка распространилась теперь на всю поверхность. Того гляди и пальцы порежу, но пусть хоть эта боль приведет в чувства.

Пару кликов и экран вещает то, от чего хочется оглохнуть и ослепнуть.

— Милый, а давай сзади? — игривый голосок прорезает пространство. Моя реальность сокращается до одного-единственного динамика. Глаза закрываются, словно защищаются. А чувства заостряются, и все ощущается ярче, чем ночью. Больнее.

— Ну, детка, мне пора.

Характерный звук застегивающейся молнии режет по живому. Я знаю, что он там голый. Видно все в деталях. Даже закрытыми глазами картинка упрямо врезается в меня. Монтируется и не дает остаться незамеченной

— Что, любимая ждет?

Она переворачивается на спину, демонстрируя аппетитную грудь и сочные бедра. Больше и лучше моих. Она вообще вся краше, ярче. Ухоженнее.

— Ты у меня одна, Манюнь, забыла? — ухмыляется, застегивая рубашку. Одной пуговки нет, на что он морщится. Да. Я все рассмотрела несколько раз. Как конченная наркоманка. Выуживая малейшие детали. А потом запретила себе даже открывать мессенджер.

— А я думала, ты влюбился.

— Детка, я трахаюсь, а любовь — это для тех, кто верит в розовые сопли. А не в гормональные всплески. Да и не родилась еще та, ради которой я готов променять свое веселье, — заливисто хохочет. — Вот дочку да.

— А какая дочка без жены?

— Милая, я тебе показал, как дети делаются! Тебе понравилось! — пьяный смех опять разрезает меня на части.

— Значит, я могу не переживать, что ты исчезнешь с радаров?

— Ну какой там! Мы же с тобой для здоровья веселимся.

Звонкий поцелуй, пара томных вздохов и мой контрольный в голову уже тут как тут.

Ручьем. Слезы стекают ручьем, оседают на кромке платья, оставляя уродливые разводы. Андрей немигающе смотрит в телефон, а потом скидывает его на пол.

Звук трескающегося пластика завершает картину теперь уже самого паршивого дня. И я сейчас плачу уже от того, что мой телефон окончательно канул в небытие. Почему после всего…последней каплей стал именно кусок пластика и стекла?

— Это не то, что ты подумала, — толкает меня к стене и захватывает лицо в ладони. Заставляет посмотреть на себя, но я упрямо отворачиваюсь. Боль в душе становится несоизмеримой.

— Не надо, не надо, пожалуйста. Это, конечно, не ты, слова не твои, все смонтировано.

— Послушай, плевать, что я там сказал, плевать. Важно, что я не могу без тебя, услышь меня, пожалуйста. Это все намного важнее чертовой любви, если я дышу с тобой по-другому. Люди переоценивают это, куда важнее быть партнерами. Я нашел тебя, вернее обрел снова через года. И я не отпущу тебя. Нет у меня никого. Это все монтаж. С момента нашей встречи в больнице не был ни с кем. И не думал даже об этом, мне никто не нужен, кроме тебя, — безумно водит губами по лицу, а я хочу просто раствориться в пространстве. Уменьшиться до атома.

Все звучит так гадко и противно, что идея смыть с себя любое упоминание о его касаниях прямо сейчас достигает пика.

— Люди якобы любят и вступают в брак, а потом убивают себя этой любовью. Ты просто смотришь на все под другим углом, но отбрось мишуру, пожалуйста! Это все чертова пропаганда общества. Вот он меня любит, вот он меня ценит! Нихуя не любит, если вопит об этом. Не верю я в эту вашу любовь. Не верю! Поступки, мать твою, краше в миллион раз. Забота! Партнерские отношения и секс.

Нашу любовь…Какие поступки? Что? Что ты сделал, а?

Секс.

Пытаюсь оттолкнуть от себя, понимая, что Андрей не отрицает и даже не пытается оправдаться. Бьет меня ответ по голове, как кувалда. Ты дура, непроходимая дура, Есения. Папа ведь говорил, да и изначально было все видно, все чертовски встало на свои места. Стоило лишь посмотреть правде в глаза, а не верить в чудеса. Ну а теперь гори ярко, девочка. В костре боли.

— Отпусти меня! — голос срывается, но получается достаточно громко. В дверь начинают стучать, но я не могу различить слов, последовавших за этим грюком.

Вырываюсь из загребущих рук, не переставая при этом плакать. И только когда в поле зрения появляется Борис, реальность догоняет и бьет по лицу.

— Отпусти ее, ты не видишь, что она в истерике?!

Мне хватает секунды промедления, чтобы вырваться и убежать, кинув напоследок взгляд на Андрея. Отрешенно смотрящего в мои глаза и отрицательно кивающего в ответ на мои мысли.

Это все.

Нет.

Но я киваю «да».

ЕСЯ

Кажется, я понимаю, что означает «живой труп», прямо сейчас я именно он, никак иначе. Вся жизнь расплескалась в том кабинете. Глядя в любимые глаза. Не находя ответ на главный вопрос. А его и не будет.

Ты не будешь об этом думать, Еся. Нет. Не будешь.

В пограничном состоянии я добираюсь до дома. Абсолютно без мыслей, эмоциональный вакуум еще никогда так остро не селился в моей душе. Пожалуй, только после того случая…Да, по боли это почти соизмеримо. Правда там не было близкого человека, была голая ситуация без прикрас.

Которую я прожила, потеряв частичку себя навсегда. Как мне казалось тогда. С Андреем мне на мгновение почудилось, что я обрела ее снова, загорелась жизнью и как-то открылась иначе. Но сейчас все потухло. Развеялось пеплом по сожженной душе.

Я захожу в подъезд на автопилоте, так же на автопилоте поднимаюсь пешком на свой этаж. Мне нужна какая-то активность, надо двигаться, чтобы не увязнуть в болоте. Тянусь за соломинку, принуждаю себя думать об учебе, о том, что приготовить на ужин. О долбанной сессии, о проектах. Планах.

Мысль перескакивает на идею о новом телефоне. И вот он, триггер. Меня уносит, вновь касания, поцелуи, жаркий секс на диване, разговор и моя истерика. Все калейдоскопом проносится перед глазами, когда я подхожу к двери и слышу.