Отметив следующее дерево, он побрел к нему. Кусты царапали голую кожу. Пару раз что-то сильно — ему даже пришлось остановиться — ударило в грудь и бедро. Но и замирая от боли, он не спускал глаз с ориентира.

Обнажаться полностью и снимать трусы, к счастью, не понадобилось — очередное дерево стояло на краю леса, и Адам не боялся потерять его из виду.

Достигнув последнего ориентира, он еще раз сверил направление, шагнул на опушку…

…и оказался на северной окраине поляны Гиацинта. Прямо перед ним — если продолжить невидимую прямую — возвышался Аполлон, протянувший руку к распростертому на каменной плите Гиацинту.

Осознание пришло мгновенно, и сердце тут же заколотилось.

Аполлон, он был ключом к загадке.

Адам закрыл глаза, мысленно представив сад таким, каким задумал его Федерико Доччи. Сад, обретший новое значение, рассказывающий иную историю, ту, что веками оставалась скрытой от всех.

В чувство его вернули проклятия продиравшегося через лавровую чащу Гарри. В руке он держал стакан, содержимое которого — что не могло не вызывать уважение и восхищение — почти не расплескалось.

Пробежав взглядом по кругу, Гарри уставился на брата:

— Боже, Адам, ты бы посмотрел на себя! В одних трусах, весь поцарапанный… Вот до чего доводит Кембридж!

— Ты говоришь, как отец.

— Я начинаю его понимать.

Адам шагнул к брату и крепко обнял.

— Ты — гений.

Гарри похлопал его по спине.

— Ну, ну, успокойся. Люди в белых халатах уже где-то на подходе.

Адам рассмеялся и отступил.

— Это не мемориальный сад.

— Вот как?

— Или, скорее, мемориальный, но…

— Так, так…

— Не совсем.

— Ладно. Только вот я теперь уже начинаю всерьез опасаться за твою психику.

— Это и мемориальный сад, и исповедь.

— Исповедь?

— Или признание. Признание в убийстве. Он убил ее. Федерико убил ее.

— Кого?

— Флору.

— А кто такой этот Федерико?

— Ее муж. Он убил ее, потому что у нее был роман.

Гарри отхлебнул вина и глубокомысленно кивнул:

— По-моему, это уж слишком.

Отправленный в лес за брюками и рубашкой, Гарри большого энтузиазма не выразил, но воспрянул духом, когда чуть позже Адам показал ему анаграмму на триумфальной арке и девять кругов Дантова Ада.

К тому времени, когда они подошли к гроту, Гарри, образно выражаясь, уже плыл с братом в одной лодке и при этом чувствовал себя счастливым пассажиром. Здесь же, выслушав историю Дафны и Аполлона, он вычислил способ, выбранный Федерико Доччи для убийства: яд.

Разболевшаяся лодыжка и затянувшийся спор — путь по кругу занял больше часа.

Из сада они вышли с уверенностью, что новая гипотеза не пойдет ко дну, как дырявая лодка при встрече с первой волной.

Уже подходя к вилле, Гарри вдруг остановился и повернулся к Адаму:

— Ничего чудней мы с тобой еще не делали.

— Ничего? А когда перелезли через стену, чтобы подсматривать за миссис Роган?

— Ладно, тогда это дело на втором месте.

Дав обещание придержать новость до подходящего момента, Гарри с трудом дождался вечера.

К тому времени Маурицио и Кьяра уже ушли, но к ужину пожаловала Антонелла — прямо с работы и с копченым окороком, подарком от благодарного шефа, получившего солидный заказ от одного из американских клиентов.

Мария срезала мясо с кости, и оно отлично пошло под марочное шампанское, несколько ящиков которого доставили после полудня. Синьора Доччи заявила, что шампанское, прежде чем подавать гостям, необходимо «проверить», и даже Мария позволила себе бокал.

Адам предложил тост за Антонеллу и за то, чтобы ее творения продавались в Нью-Йорке.

— А если они не будут продаваться? — жалобно спросила она.

— Ну, тогда их больше не станут заказывать, только и всего, — пожал плечами Гарри и тут же провозгласил другой тост: — За Адама. У него тоже есть хорошие новости.

— У меня?

— Конечно. Ты же сам знаешь…

— Гарри…

— Хватить ныть — рассказывай.

— Сад… — прошептала Антонелла.

— Да. Там далеко не все так просто, как может показаться на первый взгляд.

Антонелла улыбнулась Адаму:

— Ты все-таки разгадал остальное?

Синьора Доччи подалась вперед:

— Остальное?

Антонелла повернулась к бабушке:

— Кое-что он мне уже рассказал.

— Предатель.

— Я не всем с тобой делюсь, Nonna.

— Теперь мне это ясно.

Все выжидающе посмотрели на Адама.

— Без Гарри у меня бы ничего не получилось.

— Верно, — подтвердил Гарри, — не получилось бы.

Синьора Доччи вдруг подняла руку.

— Ничего не говорите. Я хочу услышать это там. В саду.

— Nonna, мы же собрались поужинать, и уже темнеет.

— Тогда отложим до завтра. До завтрашнего утра.

— И как ты туда дойдешь?

Синьора Доччи похлопала себя по колену.

— Ногами, конечно. У меня двое мужчин, они помогут.

— Но я хочу услышать сейчас.

— Тогда проси его сама. Но только когда я уйду.

После ужина синьора Доччи поднялась к себе, но Антонелла, вопреки ожиданиям, просить ни о чем не стала. Сказала, что предпочитает подождать еще немного. Гарри заверил ее, что ожидание того стоит.

Захватив бокалы, они втроем спустились на нижнюю террасу. И потом еще долго лежали на траве под звездами и разговаривали: о фильмах, которые видели, о книгах, которые читали, о жизни в Англии и Италии и даже — пока Адам не попросил брата заткнуться — о переходе футбольного клуба «Кристалл Пэлас» в недавно сформированный Четвертый дивизион.

Лежать на траве, вдыхать мягкий ночной воздух, разговаривать, ощущая при этом удовлетворение от разгадки тайны мемориального сада, — ничего лучше и быть не могло. Только теперь, когда все закончилось, Адам почувствовал, какое бремя носил на плечах с того дня, когда впервые побывал в саду. Оно, это место, зацепило его сразу, вошло в кровь, как болезнь. Оно отняло у него много времени — часов бодрствования и часов сна. Жизнь шла своим чередом, но он воспринимал ее словно через туманную дымку.

Теперь, когда чары рассеялись, мир выплывал из тумана. И даже Антонелла выглядела иначе: резче, четче, яснее. Желаннее. Если бы еще здесь не было Гарри… если бы он остался с ней наедине… Адам даже польстил себе, допустив, что и она мечтает о том же.