пару раз пониже спины, чтобы не наглел.

– Врежь, врежь, – подначил Шура, – а они пополам развалятся.

– У нас не Малиновка, и грабли крепкие, так что скорее твоя спина развалится.

– Кончайте пререкаться! – не выдержал Морис. – А то я чувствую, мне самому всё придётся делать!

– Что всё? – Шура покосился на грабли в руках Мориса и на всякий случай отодвинулся подальше.

– Ужин разогревать! – сказал Миндаугас.

– А что у нас на ужин? – оживился Шура

– Индейка в духовке!

– Индейка? – всплеснул руками Наполеонов и припустил к дому.

– Не забудь в ванную забежать и умыться, – крикнула ему вдогонку Мирослава.

– Не забуду!

– Давай я всё-таки помогу тебе отнести инструменты.

– Помогайте, если так хочется, – согласился он и вручил ей отчищенные грабли. Остальные принадлежности он сложил в ящик и отправился к сараю.

Когда Морис и Мирослава после душа, который они, кстати, принимали по отдельности, пришли на кухню, Шура уже достал из холодильника салат, горбушу, сыр, ветчину. Из духовки вытащил разогревшуюся индейку, которую уже начал разрезать, предварительно засунув в духовку пирог с яблоками и курагой.

Закипел чайник, и Мирослава заварила свежий чай. Потом выбрала самый аппетитный, на её взгляд, кусочек индейки и положила его на тарелку Дона, который уже ждал свой ужин на подоконнике.

– Чтоб я так жил, – проворчал Шура, покосившись на кота, но когда он перевёл взгляд на стол, сразу же подобрел, и голос его приобрёл лучившуюся радостью теплоту:

– Как удачно я к вам сегодня приехал, – проговорил Наполеонов, когда они сели за стол.

– Ты всегда приезжаешь удачно, – заметила Мирослава.

– Не всегда, но чаще всего, – решил отстоять истину друг детства хозяйки дома.

– Ты откуда так поздно приехала? – спросил Шура, когда Морис разрезал пирог и они приступили к чаю.

– Делом занималась, – ответила она неопределённо.

– Тавиденковским? – решил уточнить Шура.

Она молча кивнула.

– Узнала что-нибудь? – не отставал Наполеонов.

– Узнать узнала, но не знаю, поможет ли это в расследовании дела.

– Славка! Колись! – потребовал Наполеонов. – Когда тебе что-то надо, ты из меня всю душу вытрясаешь! А как сама что узнаешь, так ни гугу.

– Шура! Просто я не хочу забивать твою голову ненужными подробностями. Может, они и не относятся к делу!

– Ты о моей голове не беспокойся! – рассердился Шура. – Я не барышня девятнадцатого века! Мне голова нужна не для того, чтобы шляпки из города Парижа носить.

– Ладно, слушай, я ездила к Ивану Королёву.

– Зачем?

– Попросила его устроить нам свидание с Дашей Тавиденковой. Он долго упирался, потом согласился.

– И вы встретились с ней?

– Да!

– И что она тебе сказала?

– Что сильно любила своего отца и хочет, чтобы нашли его убийцу.

– И всё? – разочарованно протянул Шура.

– Нет, не всё. Даша уверена, что у её отца не было любовницы.

– А ты сомневаешься? – насторожился Наполеонов.

– Я пока ни в чём не уверена.

– А ещё ты что-нибудь от неё узнала?

– Она дала мне адрес шофёра Игнатьева, которого после смерти отца Стелла Эдуардовна уволила с работы.

– Стерва! – горячо заявил Наполеонов.

– С другой стороны, её нельзя обвинять в увольнении водителя, – заметила Мирослава.

– Это ещё почему? – сердито спросил Шура.

– Потому что человек, на которого он работал, умер, и надобность в услугах Игнатьева отпала самым естественным образом.

– Больно ты умная! Защищаешь её?! – напыжился Шура.

«А Иван ведь, пожалуй, прав, – подумала Мирослава, – высказывая опасения о том, как бы следователь не попал под влияние его отца».

– Я её не защищаю, – проговорила Мирослава слегка усталым голосом, – просто закон у нас один для всех. И служитель закона обязан быть беспристрастным.

Посопев несколько секунд, Наполеонов сказал:

– Извини, ты, как всегда, права. – И тут он оживился: – Я чего приехал-то?

– Вкусно поесть и пообщаться с друзьями, – подсказал ему до этого молчавший Морис.

– Это да, но я ещё хотел спросить у Мирославы, где она взяла плюшку?

– Ты что, как Карлсон, влюбился в плюшки? – спросил Морис.

– Это моё дело! – неожиданно вспыхнул Шура. – А ты бы лучше пончиков напёк.

Миндаугас хотел что-то ответить Наполеонову, но Мирослава пресекла намечавшуюся перепалку на корню.

– Так, – сказала Волгина другу детства, – плюшки были куплены в «Варвариной харчевне», записывай адрес.

Он засопел, но послушно достал из кармана фломастер и крохотный блокнот.

«Прошлый век», – подумал Морис про себя примерно так же, как совсем недавно подумала Дарья Тавиденкова, но вслух ничего не сказал, чтобы не нарваться на двойную отповедь со стороны Мирославы и Наполеонова.

– А теперь, – сказал Шура, – про витамины…

Морис уже собрался сообщить присутствующим, что в плюшках витаминов нет. Но не успел.

– Афанасий Гаврилович уже провёл экспертизу? – обрадовалась Мирослава.

– Ещё бы, – фыркнул Наполеонов, – как услышал, что ты его об этом просила, так и расстарался мгновенно. А когда мне что-то надо, допроситься не могу, один ответ – жди своей очереди, – добавил он притворно обиженным голосом.

– Не тяни резину! – поторопила его Мирослава.

– Могла бы сказать – кота за хвост! – Наполеонов показал подруге детства язык.

– Не дождёшься! Кот – это святое!

– Короче, жена Костомарова, встревоженная его ссорами с хозяином и намерениями податься к Сурайкину, поплакалась в жилетку его сестре. Вот они и удумали вдвоём поправить, как они выразились, Ванечке нервы. Жене бы Иван ещё мог не поверить. А тут любимая сеструха заботу проявила. Он и поверил, что это витамины, а там антидепрессанты. Ведь совсем могли угробить мужика, – покачал головой Наполеонов. – А они заладили, как две попугаихи, что Иван непьющий, и им даже в голову не пришло, что он может захотеть напиться. Вот такие вот блины.

– Ты успел с обеими переговорить? – спросила Мирослава, удивляясь оперативности следователя.

«Когда хочет, может», – подумала она.

– Конечно! Чего ждать-то?! Пока они не повторят эксперимент? Сразу вызвал кумушек к себе и предъявил результаты экспертизы. Они и раскололись, как миленькие, и давай слёзы размазывать!

– Хорошо, что всё обошлось, – сказала Мирослава и спросила озабоченно: – Ты рассказал об этом Костомарову?

– Нет, – покачал головой следователь, – зачем в семью смуту вносить? Дамы, надеюсь, усвоили урок.

– Ты правильно поступил, – одобрил Морис.

– Я тоже так думаю, – поддержала его Мирослава.

– Ну, раз уж у нас сегодня такое редкостное единогласие, то я хочу спеть! – вдохновился Шура

Миндаугас почти мгновенно принёс гитару.

Шура благодарно кивнул другу и коснулся струн. Гитара сначала тихо вскрикнула, потом вздохнула и наконец зазвучала под умелыми любящими пальцами в полный голос, сливая свою музыкальную душу с душой Наполеонова.

Не плачь о том, что не сбылось! О том, что мимо пронеслось, Что в Лету кануло, забудь И просто будь! Собою будь! Не спорь по пустякам с судьбой. Ей улыбайся вновь и